серебряные искорки обрывались с веток звенящими каплями и с волшебным перезвоном танцевали в воздухе, в траве - повсюду! Они вспыхивали прямо под ногами, как перепуганные стрекозы, и с шаловливым звоном уносились кто куда... Многие добирались до самых звезд и сливались с ними, а другие затевали невероятно изысканный кордебалет в дымнокипящем воздушном мареве...
Наши путники, точно во сне, двигались в этом светящемся мире, источающем такие необыкновенные и душистые ароматы, что можно было от счастья потерять голову...
Мир Леса был весь движение, он поминутно изменялся, подчиняясь какому-то скрытому ритму, напоминавшему чье-то дыхание.
Все здесь было ошеломляюще непохоже на обыкновенный лес: перламутровые деревья казались не простыми деревьями, а стрелами, устремленными вверх. Они указывали направление - к звездам! И чудилось, что почва под ними выгибается тетивой, чтобы выпустить звонкие свои стрелы как послания к небесам...
Повсюду на деревьях, на пнях и в траве ползли рогатые улитки, тащившие на спине свою обитель, закрученную в крутую спираль. Снопы звездного света выхватывали их движение из общей картины и превращали улиткины домики в ожившие жемчуга... В этом блистающем мире все дышало, светилось, звенело, взлетало, торжествуя и радуясь таинству жизни! Праздничная, как фейерверк, лесная стихия была пронизана пением, не слышным простому слуху. Мелодия рождалась где-то внутри, в самом сердце того, кто ступал на эту землю - и Урч, и Скучун, и Ксюн одновременно почувствовали это.
И все же Ксюн не испытывала здесь облегчения. Усталость ее, казалось, все возрастала. И как она ни старалась, посторонние раздумья и желания ни в какую не хотели ей подчиниться, они роем теснились в голове и разбредались, как непослушное стадо...
А Старый Урч, ступая в этом звенящем и искрящемся мире, мысленно пребывал в своем прошлом. Окружающая красота, кажется, не только не радовала его, но, напротив, тяжким грузом ложилась на сердце. Он шел, понурый и отяжелевший, вспоминая былые годы, игры с друзьями в далеком детстве, старый дом, и ушедшую давным-давно маму...
Один Скучун был теперь почти уверен, что Дух Леса где-то тут, рядом, и всей душой устремлялся к нему... А Вещий Лес, впустивший пришельцев на свою территорию, указывал им дорогу и склонял перед ними звенящие травы и цветы в одном направлении.
Внезапно изумленная Ксюн увидала, как в воздухе, прямо перед Скучуном, возник печальный и дивный лик, нисколько не похожий на виденные ею доныне лица... Скучун, протягивая к нему дрожащие лапки, ахнул: "Это он!" Но образ тотчас исчез, а через мгновенье появился снова у поваленной навзничь березы с посеребренной корой...
- Ксюн, ты видела? Это он!
- Ты думаешь, мы уже встретились с Духом Леса? Ой, а это что?
Вокруг Ксюна резвился целый рой живых образов: здесь была и она сама, прозрачная и порхающая, и недочитанная ею книжка в голубом переплете, и уютный домашний диванчик, и плед... Дачный фонтан зажурчал у пенечка, блюдо с огромным кусищем запеченного карпа в сметане колыхалось в воздухе за спиной, а жирный-прежирный соседский кот Федор, которого Ксюн обожала, качнулся прямо перед нею на уровне носа, плавно опустился на землю и точно норовистый конь начал скакать то туда, то сюда, распугав всех улиток! Те стали поспешно взбираться на повыше на деревья, чтобы избегнуть встречи с этим диким и невоспитанным животным... Некоторые срывались и шлепались на землю, издавая жалобные звуки. От этого наступившего в Лесу хаоса прерывалось необыкновенное пение, звучавшее в душе наших путников. Потаенный ритм лесной жизни, воплощенный в этом сокровенном пении, начинал давать сбои...
Ксюн, совершенно растерянная, застыла на месте. А Урч... Невозможно даже передать словами то удивление, которое вызывали образы, теснившиеся вокруг него - то были его воплощенные мысли о прошлом. Старый Урч брел в тумане, а вокруг, словно пчелы, вились ожившие воспоминания!
И тогда путешественники догадались, что в этом магическом Лесу каждый из них как бы разрастается и порождает своими помыслами целый мир. Здесь было воочию видно, о чем думает, чем живет всякий, появившийся здесь...
Вокруг Ксюна и Старого Урча метался целый сонм мыслей, превратившихся в зримые образы. Этот мельтешащийся хаос порождал в Лесу сумбур и неразбериху.
Какие-то озабоченные, настырные люди, какие-то дети носились по Лесу, - то были ксюшкины подружки и родственники. Одни из них со злобными лицами тащили куда-то огромные сумки; другие ссорились, размахивая руками и распугивая звенящие серебряные искорки, которые вспархивали с веток и исчезали в клубящемся розоватом тумане. Между всеми этими странными фигурами бегал Лопатоног, - видно, Ксюн подумала и о нем. Он громко топал, играя в салочки, и пытался щелчками сбить с листьев потрясенные, поднявшие испуганный перезвон серебряные огни...
Какой-то толстоватый дяденька - это был ксюшин учитель английского, которому пробежавший мимо Лопатоног наступил очень больно на ногу, напал на него и принялся колотить! А ожившие мысли Урча - его друзья детства из Нижнего города - схлестнулись с котом Федором, грозой улиток! Все они с воем и причитаниями катались по траве, сцепившись в клубок...
Ксюн чуть не плакала, глядя на этот бедлам, который они породили, сами того не желая.
"Какой ужас! - думала она, - наверное мы навредили Лесу... Как тут было спокойно и хорошо до нашего появления! Так нет же, явились, нагрубили, намусорили, глупости напустили всякой... Ах, как стыдно, Боже, как стыдно... - Она перехватила встревоженный взгляд Скучуна. - Выходит, если теперь мы достигнем цели и Скучун произнесет заветное:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47