"А вот так засмеется в классе - и все, никакой дисциплинки. Потому они в классе и не смеются. В учительской смеются, слыхал..."
А капитан тоже рубал яичницу и кивал в ответ на каждое слово. Когда же было вспомянуто про какие-то яблоки и Ваську-частушечника, перестал жевать, поглядел в окно и - не скоро - снова в тарелку.
- Как живешь, Сережа? - спросила Нина Сочина.
Капитан сказал:
- Нормально. Хорошо живу.
Она опустила глаза и сказала тихо:
- Ну, слава богу тогда...
А Маленький все смотрел на синюю полосатую клеенку и вспоминал свой дом и особенно воскресенье, когда все за столом, а на столе чашки, тарелки, а его любимая чашка - красная, у которой ручка отбита. А клеенка у них - зеленая, с цветочками. За столом шумно, отец балагурит, поддевает мать, что та все толстеет, а она: "Перестань, перестань...", а сама и не сердится...
И, глядя на эту клеенку, Маленький Петров как-то неожиданно для себя представил за тем воскресным домашним столом капитана. Вот для него притащили из кухни большой табурет, и капитан сел в уголке, и мать угощает его, но помещается капитан за столом почему-то неловко, неуютно, скрипит табуретом, стесняется сам и смущает других...
- Нам пора, Нина, - капитан поднялся, - ждут нас.
- До свидания, приезжайте еще, - сказала Нина Сочина, обращаясь сразу к ним обоим.
- Спасибо, до свиданья, - сказал Маленький. Сказал ясно, с чувством. Хорошая тетка.
- Присылай младшего ко мне, в Усть-Верею, - сказал капитан. Морскому делу обучу. Сколько ему? Тринадцать? В самый раз. Запиши адрес... Впрочем, я сам напишу. У меня может перемениться...
Младшего сына Нины Сочиной Маленький почему-то сразу, заочно невзлюбил.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Там был камень
Теплый ночной ветер накатывал с запада. Тихо тарахтела машина. Цветные бусины - огни тральщика - вот и все освещение этой ночи.
Гви протянул руку в самую темь и сказал:
- Там был Вороний камень...
Вороний камень... При этих словах Маленький сразу вспомнил кино про Александра Невского - прошлой осенью показывали его в фабричном клубе. И еще вспомнил Осадчего Семена: "Доспехи, оружие, все там лежит. Искать будут..." Как же он искать будет? Тут водолазы нужны!..
- Почему камень был? - спросил Каштанов. - Куда девался?
- Утонул. Точнее, скала утонула. Двенадцать метров скала.
- Что за интерес, - сказал Кошельков, - не видно ничего.
Гви подождал, пока Кошельков прогремит железными ступенями в кубрик, и тихо заговорил:
- ...Была же тогда суббота, всходило солнце, и сошлись обе силы. И была сеча злая, и треск от ломления копий, и звук от сечения мечного, и замерзшее озеро двинулось. И не было видно льда: весь покрылся кровью...
- Это что? - спросил Маленький. Его вдруг дрожь проняла. А ведь и не холодно совсем.
- Летопись. Русский летописец рассказывает про тот день...
Жутко.
Там, в этой непроглядине, подводная скала, вся скользкая, в водорослях... А на дне - кости, щиты, доспехи - в тишине, в темноте...
- А здесь неподалеку, миль десять к северу, я рыбу ловил под носом у фашистов, - сказал Гви. - Подкармливал матушку-пехоту...
Был камень - и нет. Были они только что в Старгороде - и нет их там. Вот это у Маленького в голове никак не укладывалось. Ему казалось: всюду, где он бывал, он каким-то образом оставался. Но каким образом - этого он объяснить не мог.
- Маленький, иди на корму, - сказал капитан, - тебя Еремин сменит...
Он сидит на корме и смотрит за буксирным концом. Конец наклонно уходит в темноту, где смутно проступает корпус первой шлюпки, а вторая буравит воду позади - ее он только угадывает.
Все ушли в кубрик. Остались наверху Гвидон Игоревич да капитан. И в рубке, у штурвала - Федя.
Гви с капитаном стоят у правого борта, неподалеку от кормы, продолжают свой разговор.
- Я вот смотрю на вашего Федю и, честно говоря, завидую, - сказал капитан. - Можете корабль доверить.
- Могу! - подтвердил Гви.
- Я на одного парня тоже надеялся, как на каменную гору, - говорит капитан. - Между прочим, брат этого, Маленького, - Большой Петров. Так что вы думаете - перед самым походом подает документы в техникум химический, сдает экзамены, а я узнаю случайно.
- Ну и что, - говорит Гви. - У них, у ребят, все иначе, все по другой шкале. Вы переживаете, а он, ваш Большой Петров, он, может быть, и не понимает пока... Я думаю, не от злой души, а от неведения душевного он вас обидел.
- Да что там обидел! - рассердился капитан. - Я же не могу просто так клуб бросить, мне надежный человек нужен, я на него надеялся, учил...
Что-о! Клуб бросить? Как это - бросить?.. Маленький аж подскочил.
- Хорошая у вас работа, - говорит Гви. - Хлопотная только.
- Что ж хорошего. Хлопотно - да. А потом, я вам скажу так: Для этой работы надо быть если не счастливым человеком, то хотя бы удачливым. А у меня на личном фронте сплошные неудачи.
Помолчали. Потом снова капитан:
- Нынче вот, в походе, по старым следам своим ступал, прошлое ворошил. Разобраться в чем-то хотел. В ошибках молодых, что ли. А зря. Там одно, здесь - другое. Ворошить не надо. Ерунда получается. Надо все заново начинать.
"Темнит чего-то", - подумал Маленький и здорово разозлился на капитана: как это так - бросить клуб? Новости! Он за капитана переживал, цветок этот проклятый поломал, страху натерпелся, а тот, смотрите пожалуйста, что придумал - бросить!..
- Попробую снова подать на комиссию, - говорит капитан. - Последний раз. Я же здоров. Я знаю, что здоров. Да вы и сами видите, что я здоров.
- Я-то вижу, - говорит Гви, - да эти старые ранения, контузии коварное дело... Вы бы лучше на внутренний бассейн просились. Теплоход могут дать...
Как это теплоход? Зачем капитану теплоход? Чего задумал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36