Скорее замечаешь обратное, когда елки нет. А тут елка, как и положено, стояла. А то, чему положено быть, никогда не замечаешь. Не замечаешь батарею, не замечаешь утро и солнце, не замечаешь воду в кране, газ в плите, не замечаешь снег, стул, диван, шкаф, ложку... Не замечаешь, что у человека два глаза, у кошки - хвост, у стен уши, у дна - покрышка, у лампочки - спираль, у человека - скелет...
Беляев рассмеялся и побежал на кухню за гусем. Лиза тоже непринужденно засмеялась, как будто увидела скелет Беляева, убежавшего без него на кухню. Она встала, подошла к письменному столу и полистала книгу, не вглядываясь в строчки. Книга была старая и в ней было много страниц, а переплет был кожаный, или под кожу, с глубоким тиснением. Затем обвела взглядом книжные полки. Она протянула руку и пальцем с длинным алым ногтем провела по корешкам, как по зубьям расчески. И отошла, заложив руки за спину. Затем приблизилась к столу, взялась за края скатерти распахнутыми руками, дунула на нее и встряхнула.
Беляев внес пышущего на большом блюде гуся.
- Ой! - воскликнула Лиза. - Какая прелесть!
- Для тебя старался.
- Не ври!
- Какой резон мне врать? Старался для тебя. Когда покупал этого гуся, то думал о тебе. Думаю, куплю гуся и приглашу Лизу. Зажарю его в духовке и приглашу, - посмеиваясь, говорил Беляев.
- Нет, правда?
- Правда.
Лиза захлопала в ладоши.
- У меня дело к тебе есть, - сказал вдруг Беляев.
- Какое?
- Давай распишемся!
- Шутишь? - Пришла она в себя.
- Нет, говорю серьезно.
Они накрывали на стол, потом сели за него.
- Шутишь? - пришла она в себя.
- Нет, говорю серьезно.
Они накрывали на стол, потом сели за него.
- Ты хочешь сказать, что мы будем мужем и женой? - спросила она.
- Разумеется.
Выпили по рюмке коньяка, проводив старый год. Некоторое время просидели в тишине, позвякивая вилками о тарелки.
Вдруг Беляев взглянул на часы, сорвался с места, достал из холодильника шампанское и начал скручивать с него проволочку, срывая попутно серебристую фольгу. Раздался глухой шлепок, пробка полетела к елке, брызнула пена и газированная светло-янтарная жидкость наполнила два хрустальных фужера. Все так знакомо, и все так ново!
- С Новым годом! - воскликнул он и подмигнул Лизе.
- С Новым счастьем! - отозвалась она, розовея. Видно было, что ей крайне льстило и это приглашение, и, главным образом, предложение о законном браке.
- Ты много читаешь? - спросила она.
- Достаточно.
- Все подряд?
- Практически. В самом чтении нет никакого смысла, есть лишь увлекающий в иной мир процесс...
- Разве могут книги быть без смысла?
- Могут. Все книги без смысла. Но многие из них увлекают процессом, читаешь, читаешь и зачитываешься, потом бросишь и забудешь.
- Да, я тоже плохо помню содержание книг.
- Не стоит этим себя утруждать. Забывчивость присуща человеку. Но чем меньше напрягаешься, тем легче запоминаешь. Но помнишь до поры до времени. А потом - затмение.
Они немного помолчали, затем Лиза сказала:
- Верка родила второго ребенка!
- Она давно замужем?
- Давно. Отличная девчонка, жаль Пожаров не разглядел ее.
- А я тебя?
Лиза опустила глаза в тарелку.
- А девочку она назвала Варей.
- Хорошее имя... Ты работаешь?
- Да. В одной воинской части.
Беляев округлил глаза.
- И там - казарма, солдаты? Танки-пулеметы?
- Нет, что ты, - улыбнулась Лиза. - Институт один.
- И что же ты там делаешь?
- Начальник участка оперативной полиграфии, - чуть-чуть гордо сказала Лиза, отпила из рюмки глоточек коньяку и взяла лимон.
- Ксероксы?
- Есть ротапринты, есть и ксероксы... Книжки по вязанию делаю в свободное время... Разные выкройки. Подруги просят.
- Ты вяжешь?
- Научилась. Но не очень люблю. А вообще, успокаивает.
- Все женщины вяжущие так говорят. Семечки тоже, говорят, успокаивают. Грызешь, плюешь шелуху на пол и успокаиваешься.
- Ну и сравнение у тебя.
- А что?
- Кто же сейчас грызет семечки?
- Я не грызу.
- И я!
Оба рассмеялись. Беляев встал, зашел к Лизе со спины и обнял ее. Она вздрогнула и закрыла глаза. Он склонился и нашел ее губы.
- Какой у тебя сладкий рот! - сказал он. Лиза засмеялась звонко и тоже встала.
- Как хорошо! - мечтательно сказала, часто дыша, Лиза. - Как я люблю Новый год, снег, мороз!
- И я люблю.
- Поцелуй меня, - сказала она и вновь закрыла глаза.
Он взял ее голову в свои ладони и поцеловал бережно, как ребенка. В ее присутствии он принадлежал себе как бы наполовину. Находясь в одиночестве, он полностью уходил, погружался в себя, спадало нервное напряжение, которое постоянно в нем возникало, когда рядом с ним находился кто-то, пусть даже мать. Он понимал, что в одиночестве та энергия, которая уходила на оборону себя от окружающих, полностью переключалась на внутреннюю работу, а физиологически он расслаблялся.
Это чувство было неподконтрольно. По-видимому, в человеке заложен инстинкт некой самообороны, или встроены в него некие локаторы, которые при обнаружении излучения поля другого человека, дают команду всему организму быть настороже. Но и настороженность бывала в Беляеве разных качеств. Примитивно эту настороженность можно определить как положительную и отрицательную.
И теперь с Лизой, хотя он внешне старался казаться раскованным, нервное напряжение не покидало его, хотя доставляло Беляеву определенное удовольствие, потому что положительное нервное напряжение кроме удовольствия вряд ли могло вызвать что-нибудь иное. И он понемногу стал догадываться, что жизнь состоит из энергетических напряжений разных качеств и оттенков. Человек же по своей ипостаси не электрическая батарея, где есть четко выраженные плюс и минус.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113