- Я тебя не для приматства родил, - строго сказал дед. - Я тебя родил для
того, чтобы ты понял, что постмодернизм очень хорошо уничтожается
нафталином. Потому что постмодернизм - это моль! Вот какое я открытие
сделал!
- Ты хочешь сказать, что я - моль?!
- Именно. Только что Евлампия Амфилохиевна говорила, как хранить шерстяные и
меховые вещи, и упомянула моль... И меня как током дернуло... Вот,
оказывается, кто такой ты, Дормидонт, уехавший в Германию просить
милостыню... Позор! Мы их разбили, этих фашистов, а ты к ним за подаянием
поехал!
- Я никуда не поехал! - крикнул Дормидонт. - Это Малецкий поехал!
- А я знаю, что ты поехал! Бездарный! Позорить деда поехал! Твой дед
консультировал Сталина, Гитлера, Молотова, Эйзенхауэра! А ты?! Моль...
Нафталином нужно тебя! Но, я знаю, нафталин слабо действует на яички моли...
- И у моли есть яички? - удивился Дормидонт.
- В том-то и дело, что у всех в этом котле вселенной свои яички! Это
размножение всех и вся (в том числе - страусов) меня сведет с ума.
- А ты еще в уме?
- Если рассуждаю о моли, то да. А у меня в шкафу шуба Иоанна Грозного!
Остается лишь летом вытряхивать вещи и сушить их на солнце, потому что
нафталин, как уже говорила Евлампия Амфилохиевна, слабо действует на эти
яички моли.
На стене ясно отпечаталась тень отца Жлобенко, бригадира льноводческой
бригады колхоза им. Лукашенко, жителя деревни Грязново; тень сказала:
- У меня всегда было ощущение, что меньшевистское прошлое Старосадова и его
буржуазное происхождение влияли на холопско-подобострастное поведение по
отношению к Сталину и - в меньшей степени - к Молотову.
- Что-то уж очень складно у вас тени колхозников говорят! - грозно сказал
Юрий Левитан, диктор центрального радио. - Я сам продолжу чтение письма
Дормидонта из Германии: "Помню, как однажды я был в Большом театре на
собрании, где на сцене сидели Сталин, члены Политбюро..."
- Это кто, Дормидонт, что ли, помнит? Да ему тогда... Да его тогда на свете
не было... Варсонофий мог это видеть... А Дормидонт родился в 1968 году, в
августе, когда наши танки вошли в Чехословакию! - грозно поправил Юрия
Левитана дед.
- А кто же это тогда о вас говорит? - спросил Левитан.
- Исчезни! - крикнул дед, и Левитан исчез.
Продолжил чтение документа подвыпивший Клим:
- Сталин на сцене и двести-триста товарищей из ЦК. В какой-то момент у
Сталина, видимо, возник вопрос по части соотношения низа и верха, и он
поманил к себе Старосадова, сидевшего на несколько рядов позади. Старосадов
покраснел - от удовольствия, что его выделили на глазах публики, и от
опасения, что мог не потрафить Сталину, - и кинулся вперед, словно школьник,
вызванный к директору и еще не знающий, ждет его похвала или порка.
На блюдце с золотым ободком продолжала лежать вишня с зеленой плодоножкой и
листиком на ней, по которому ползала зеленая же тля.
Старосадов стремился, чтобы в саду особенно широко использовались
торфофекальные компосты. Торф и фекалии - очень ценные удобрения. Поэтому в
усадьбе Серафима Ярополковича, сподвижника Ленина, Сталина, Гитлера,
Рейгана, Горбачева, Янаева и Ельцина, не было обычной канализации, хотя
уборных было множество. Но вместо унитазов там стояли такие специальные
ведра под круглыми сиденьями, которые используются и на обычных городских
унитазах; и все для того, чтобы ценнейшее удобрение даром не пропадало;
покакал, взял ведро, вышел на улицу и вылил его в компостную кучу, которых
было несколько, потому что фекалии да и торф можно применять только после
обработки в компостных кучах. Торф медленно разлагается и при большой
кислотности может оказать вредное влияние на растения. А внесение фекальных
масс (еще бы! если в доме 60-240 человек ежедневно какают в семи уборных)
непосредственно под деревья или ягодники запрещается по
санитарно-гигиеническим соображениям. При компостировании, считал Старосадов
(не забывайте его стройную фигуру, интеллигентное лицо с профессорской
бородкой, чеховское пенсне, узбекскую тюбетейку, высокий рост - 199,5 см), в
силу большой влагоемкости торфа фекальные массы хорошо впитываются в него и
полностью сохраняют свои удобрительные качества...
- Не морщись, Дормидонт, когда выносишь ведро со своим добром на компостную
кучу! - торжественно возгласил Серафим Бессмертный Ярополкович, он же бывший
преподаватель латинского языка и ответственный работник аппарата ЦК КПСС. -
Хомо сум: хумани нихиль а мэ алиэнум путо (Я человек: ничто человеческое мне
не чуждо)! С падением КПСС я все называю своими именами!
- Я понимаю, дед, что мир стоит на добре! - столь же торжественно поддержал
Дормидонт. - Ты уж извини меня, но я против воли морщусь, потому что от
добра идет неприятный запах.
- А запах навоза?
- Запах навоза приятный. Похож на молоко. Доишь корову, а она в этот момент
хвост поднимает... Так парком и обдает... Как универсальна жизнь: ничто не
пропадает, все идет в дело.
- Да, - вздохнул Старосадов и, подумав, толкнул Дормидонту небольшую лекцию
о навозе: - Свежий навоз, внучек, вносят обычно под перепашку с осени, а
перепревший - весной. Лучше, конечно, вносить перепревший навоз. Все должно
в этой жизни отстояться, отлежаться (рукопись), выбродить (вино)...
- И потом рукопись сажают?
- И рукопись, и автора, конечно, можно посадить, как Солженицына рукопись,
как семя, нужно бросить в почву (народ), тогда она прорастает. И народную
почву нужно хорошенько обработать: перепахать или перекопать лопатами на
полную глубину пахотного слоя, одновременно внося компост. И разъяснить, что
такое говно, моча, кровь, метафора, половой акт, размножение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23