Спроси у Старосадова - что из себя представляет шпорник: он заведет по
старой профессорско-преподавательской привычке лекцию размеренную на
полчаса. Вы ему сразу, не стесняясь, скажите, мол, лекцию не заказывали. А
то, как постмодернист пойдет увязывать слова в снопы, узлы, главы, а потом
продаст родину и как перекати-поле (см. одноименный рассказ А. П. Чехова)
попросит убежища в Германии, чтобы жить, как нищему, на пособие 1937 года.
Так их там прямо на вокзале чернорубашечники встретят, поучат настоящему
смыслу искусства: за слово дадут по делу.
Что за нужда, что у постмодернистов, к примеру, газеты "Ex libris" нет
мыслей? Журналисты же этой газеты не участвовали ни в Крымской кампании, ни
в заговоре петрашевцев. Да и откуда у них мысли, когда должны благодарить
судьбу, что родились на свет тогда, когда сплошные аборты в стране
практиковались. Вышли, посидели на горшке, побыли с бабушкой на даче,
походили в школу, потом в институт, все русское презирают, чтят иностранное.
- Призовите ко мне Дормидонта для ведения диалога, так как внутренний
разговор с самим собой меня не удовлетворяет! - крикнул халдеям Старосадов.
Пришел слоноподобный Дормидонт.
- Где бутылочка Савватия?
- Да, чтоб сдох твой Савватий! Весь твой постмодернизм - это нероновщина.
По-своему, в гнусностях Нерона, как и у постмодернистов, есть логика, именно
логика личности, которая ничего, кроме себя, не знает. У Нерона был идеал
великого артиста и тонкого сладострастника. Пускай пылает Рим - для меня это
постмодернизм, и я буду стоять на балконе и петь гимн пожару, ибо я поэт и
артист и выше своего эстетического я ничего признавать не хочу. Нерон верил
в себя как в великого артиста, иначе бы, бросаясь на меч, не крикнул:
"Квалис артифекс пэрэо" (Какой артист погибает)!
- Меня не интересует ни Нерон, ни история, ни Россия. Моя цель описать
мохнатость лапок мухи на ста страницах и через жизнь насекомых забраться на
крышу и поболтать о жвачке "стиморол". Я хочу освободить слова от смысла.
- А ты знаешь, как цветет мальва? - строго спросил Старосадов, пропустив
мимо ушей постмодернизм Дормидонта.
- Нет. Но, что главное, знать не хочу. Я человек другой планеты, другого
знания. Как ты этого, дед, понять не хочешь!
Потеребив свою клиновидную белую бородку, Старосадов сказал:
- Ты лучше взгляни на свой отвратительный живот! На других планетах таких
кусков скотины нет!
- Как ты меня обозвал?! - обиделся Дормидонт и стал походить на чугунного
быка с крыши павильона "Животноводство" на Выставке достижений народного
хозяйства (а признайтесь, хорошо звучат эти слова "народное хозяйство").
- Я могу еще похлестче: куском стервятины назвать из-за такого гнуснейшего
пуза! Неужели ты не стыдишься этого пуза?
Дормидонт часто задышал от обиды, но затем успокоился и ответил:
- Ваше коммунистическое воспитание загнало нас в подполье! Вы издевались над
нами как хотели! Ваше воспитание было направлено на то, чтобы сделать для
нас наше тело позорным и стыдным; на целый ряд самых законных отправлений
организма, предуказанных природою, мы приучены смотреть не иначе, как со
стыдом; свое пузо я отрастил как протест против вашего социализма с
человеческим лицом!
Старосадов порадовался включенности Дормидонта в диалог, подумал, вспомнив,
сказал по-латыни:
- Обсценум эст дицерэ, фацерэ нон обсценум (Говорить позорно, делать не
зазорно). Если ты помнишь... Хотя что ты с такой позицией можешь помнить! Но
еще Цицерон подметил это расхождение между сущностью и вербальным
отражением. И бабка твоя, Ольга Васильевна, она же с моей легкой руки
Евлампия Амфилохиевна, говорит, что половые органы нужно мыть каждый день,
но говорить об этом необязательно.
Задумавшись, Старосадов нагнулся и сорвал ромашку. Затем тихо и нараспев
продекламировал:
И каждый вечер друг единственный
В моем стакане отражен
И влагой терпкой и таинственной,
Как я, смирен и оглушен.
А рядом у соседних столиков
Лакеи сонные торчат,
И пьяницы с глазами кроликов
"Ин вино веритас" кричат.
- Переводить не нужно? - спросил Серафим Ярополкович.
- Что? - спросил Дормидонт, поглаживая пузо, как беременная женщина перед
обрядом выхода на свет нового примата.
- Ин вино веритас?
- Нет. Переведи мне лучше, почему у пьяниц глаза кроликов?
- Это непереводимая игра слов.
- Постмодернизм?
- Послеродовой период.
- "Полет шмеля" более популярен, чем фуги Баха.
- Укрепление дома - решетки, стальные двери, замки, - произнес задумчиво
Старосадов, глядя из-под ветвей огромного старого вяза, где они стояли с
Дормидонтом, на свой старый бревенчатый дом, наподобие усадьбы Аксаковых в
Абрамцево, только двухэтажный.
Солнечные лучи пробивались сквозь ветви вяза и бликовали в чеховском пенсне
Старосадова. Дормидонт в задумчивости чесал свою густую черную бороду. К
дому шла широкая дорожка, оранжевого цвета из битого в крошку кирпича.
Справа и слева дорожки цвели флоксы. Был август. Изредка возле беседующих
поколений проносились тяжелые шмели, следом зеленые мухи, а там уж комарики
со скрипками.
Пахло скошенной травой. Иначе - сеном. Шла заготовка корма для ферм
Старосадова. Подошел министр обороны Жлобенко, доложил о присоединении к
России (дабы всегда было понятие целого, а не части; то есть - целостность
России превыше всего, или Германия - превыше всего; да здравствует
фюрер! - очень хороший человек, правда, к сожалению, не успевший истребить
всех постмодернистов, всех этих графоманов)... да, подошел строевым шагом,
поднимая красноватую пыль, министр обороны Жлобенко и доложил Старосадову о
присоединении к России Канарских островов на правах 90-го субъекта
Федерации, о чем уже доложено Лужкову, Сосковцу, Хрущеву, Кириенко, Немцову
и кн.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23