Костик поднял на Таню благодарный взгляд, но к вечеру снова незаметно исчез из дома. Постель продолжала сиять несмятым крахмальным бельем. С тех пор и повелось: Костик то появлялся, то исчезал куда-то и возвращался вновь.
От Геры не было вестей. Никто не приходил и из села.
Ребята нервничали.
И Таня решила.
Она собрала всех ребят. Маленькое было это "общее собрание" - двое стариков и восемь ребят. И все смотрели на Таню с тревогой и надеждой.
- Так вот, ребята,- сказала Таня, стараясь придать твердость и спокойствие своему голосу,- мы пока никуда отсюда не уйдем. Кто-нибудь, наверное, придет к нам и даст нам знать, что делать дальше.
Таня искала взглядом поддержки у Лили. Та утвердительно кивнула.
- Только не надо паники,- продолжала Таня.- Муся, обещай, что ты не будешь плакать.
Муся, всхлипывая, подняла в салюте грязную руку.
- Честное пионерское,- не буду!
- Никто не имеет права выходить за ограду здравницы. Это, ребята, очень серьезно. Мы должны всегда быть вместе. Я знаю, что Юматик и Пинька сегодня ночью собирались бежать на фронт. Василий Игнатьевич перехватил их у ограды.
- Но послушай, Танечка,- возразил Юматик,- это же наш пионерский долг - помогать армии, ведь мы даже все члены Осоавиахима.
На мгновение Таня растерялась - может быть, Юра прав? Трудно решать такие проблемы в семнадцать лет, да еще когда все в жизни не так, как привык, и в книжках об этом не писали, и никто к этому не подготовил... Как ответить? Но Лиля не стала дожидаться конца размышлений Тани.
- Это не долг, а ребячество,- сказала она.- Вы даже не знаете, где наши части, как к ним пробраться, да и нужны ли ей такие помощники, как вы.
- Ваш долг сейчас,- поддержала ее оправившаяся Таня,- подчиняться решению коллектива и не причинять лишних хлопот старшим.
Пинька был явно смущен: в кармане у него лежала краюха хлеба, которую он приготовил на сегодняшний ночной побег, и стоит пошевельнуться ему, все увидят, как она острыми углами выпирает из кармана...
- Ты как думаешь, Юрка? - шепнул Пинька Юматику...
- Может быть, Лиля и права,- задумчиво протянул Юра.
"Может быть... может быть... вечно этот Юрка раздумывает да раскидывает мозгами, а ты сиди тут, как дурак, с краюхой хлеба в кармане... Эх, пропустил, о чем там говорила Таня".
- Значит, вы согласны с распределением работ,- продолжала тем временем Таня,- все понимают, что Анне Матвеевне одной не справиться?
- У-гу-гу-у,- прогудели ребята.
- Значит, мальчики будут носить воду и поливать огород, а девочки убирать в доме и на кухне. Это все ненадолго...
- Я, однако, в саду еще работать буду,- сказал Хорри.- Молодой сад уход любит.
- Конечно,- подтвердил Василий Игнатьевич.
А Леша был недоволен. Он всегда недоволен, когда говорят о работе. Засунув руки в карманы и покачиваясь с носка на пятку, он заворчал:
- А почему девчонки не будут воду таскать?
Даже Пинька не выдержал:
- Ну и дурень! Что же, Муська, по-твоему, может ведро из колодца вытащить?
- А мне какое дело,- упорствовал Леша,- рад равноправие!
- Да ты пойми, Леша: у женщин бицепсы в десять раз слабее, чем у мужчин. Это анатомия, с этим надо считаться,- убеждал Юматик.
- А чихать мне на твою анатомию! - Леша повернулся к Юре спиной.
- То есть, как это на науку чихать? - возмутился Юра.- Ты балда стоеросовая!..
- Ну, ну,- Лешка сжал кулаки.
- Перестаньте спорить, ребята,- строго сказала Таня.- Слушайте о более важном: мы должны соблюдать полную тишину. Не привлекать внимания врагов. Не кричать, не петь...
- Ну, это все понятно...
- Ворота держать на запоре и не выбегать в лес.
- Хорошо, хорошо,- нетерпеливо перебил Леша,- сами знаем, не маленькие... А вот завтрак почему опять запаздывает? Если порядок,- так порядок.
- Ну, если все понятно, давайте завтракать, Анна Матвеевна,распорядилась Таня,- а пока вы приготавливаете, мы остановим движок и запрем ворота. Пойдемте, Василий Игнатьевич, пойдем, Хорри.
И вот остановлен движок, покрыты маслом части машины, и стоит над ним, опустив измазанные руки, Василий Игнатьевич, склонив голову. "Замолчало сердце здравницы. А как мирно, как ровно стучало! Как, бывало, прислушивался я: "Стучишь, не даешь перебоев. Молодец, машинка! Стучи, стучи!"
Замок повис на главных воротах. Огромный чугунный, он охраняет вход от врагов. А для друзей узенькая калитка прямо в лес. Так и будем жить: для друзей лазейка, калиточка, оторванная доска, заросшая тропка... Для врагов... ну, об этом лучше не думать.
В дом вернулись замкнутые, суровые...
- Где же завтрак, Анна Матвеевна?
Анна Матвеевна молча вынула из буфета груду тарелок, вилок, ножей, положила все это на стол и села.
И вид этой беспорядочной груды на белой крахмальной скатерти, на которой всегда так красиво, в строгом и четком порядке, располагались приборы и цветы, вдруг особенно ударил по сердцам детей. Он говорил о несчастьях, разрухе, о разваливающейся жизни, о растерянности и несобранности взрослых, о страхе и неверии... Никто не двинулся с места; молча глядели на неуютный стол.
- Надо же накрыть,- сказала Лиля удивленно.
- А все равно,- досадливо махнула рукой Анна Матвеевна,- не до этого сейчас.
Но Лиле не все равно.
Она аккуратно разгладила скатерть, расставила приборы, поставила солонки, подставочки, графин и бокал для воды. Тогда ребята подошли к столу и уселись на свои места.
- А руки? - спрашивает Таня.
И все покорно идут в умывалку.
Положим, не все. Леша делает вид, что это его не касается, и, держа руки в карманах, вызывающе смотрит на Таню.
"Он не послушает меня. Он не послушается, и что я должна тогда сделать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42