Лежащий пошевелился, осторожно приподнял голову и посмотрел через плечо.
- Та не, не покусал, только налякал добряче... Эй, Митька, як воно там?
Человек поднялся на четвереньки, потом встал. Падая, он разбил нос в кровь, испачкался пылью. Залитое кровью, перепачканное лицо его перекосилось в злобном оскале. Он не смотрел ни на кого, не видел ничего, кроме Боя. Достав из кармана патрон, он начал осторожно, крадучись, подбираться к ружью. Воровской, крадущейся походки Бой не выносил так же, как и выстрелов. Разбросав в разные стороны Юку и Антона, он снова бросился в атаку. Но человек был настороже, ухватился за плетень и, теряя тапочки, мгновенно перемахнул через него.
- Ого, как летает! - захохотали зрители. - Та его без ракеты можно в космос посылать... Як добре налякать, то и до Луны допрыгне...
Симпатии зрителей явно изменились. Потерпевшего уже не жалели, над ним смеялись. А у него испуг перешел в бешенство.
- Ты чей? - заорал он и грязно выругался. - Думаешь, я тебя не найду? Я тебя под землей найду! И твою сволочь застрелю, и тебе ребра переломаю... Всех перестреляю!..
Напрягая все силы, Антон оттаскивал Боя, но тот отбивался лапами, злобно бухал и рвался к плетню. Юка, вцепившись в густую шерсть, тоже тащила его прочь. И тут внезапно появилось подкрепление. Сверху, крича и причитая, бежала молодая женщина с коромыслом в руках.
- Ратуйте, люди добрые! Что же это такое, люди добрые?! Где тот бандит проклятый? Я его своими руками задушу...
Человек за плетнем, размазывая кровь по лицу, остолбенело смотрел на бегущую.
- Вот ты где, подлюка? Ах ты бандюга, ах ты фашист проклятый!..
- Да ты чо? - растерянно отпрянул человек, но опоздал - коромысло гулко ударило его по голове. - Ты чо... сказилась? А то сейчас как дам...
- Ты еще гарчишь, бандит проклятущий! Да я тебе башку проломлю, я тебе за своего Хомку все кости переломаю... Бейте его, люди добрые! Он же, бандит, в детей начал стрелять... Он моего Хомку застрелил, боже ж мой, боже мой... Будь ты проклят, бандюга! - Она снова взмахнула коромыслом; люди бросились к ней.
Антон вцепился в загривок Боя и потащил его вниз по улице, прочь от села, подальше от всего, что случилось и еще могло случиться. Они бежали, пока Юка не взмолилась:
- Ой, больше не могу! Чуточку передохнем...
Села уже не было видно за деревьями, но Антон все время оглядывался и прислушивался.
- Думаешь, он гонится? Ему теперь не до вас... Ой, неужто он и в самом деле Хомку застрелил? Вот ужас-то!.. Ты его видел? Смешной такой ребятенок: пухлый и всегда ужасно серьезный... Знаешь, ты подожди тут, а я сбегаю узнаю?
Антон покачал головой:
- Ты беги, а я пойду.
- Боишься?
- Я-то не боюсь. Вот...
Бой внимательно смотрел на Антона и слегка вильнул хвостом, когда тот показал на него.
- А что теперь этот Митька сделает? Его, наверное, уже арестовали...
Это было бы, конечно, самое лучшее, но в том, что так и произошло, Антон не был уверен.
- Ты узнай и приходи к реке. А я пошел.
Тропка через лес, длинная по пути в село, показалась теперь необыкновенно короткой.
Антон перебрался через Сокол и спрятался в тени дуплистой старой вербы, окруженной молодой порослью. Отсюда видны были все спуски к реке на противоположном берегу, а самого Антона и Боя надежно прикрывала завеса листвы.
Ожидание тянулось бесконечно, как паутина, которую выпускал из себя маленький крестовик, занятый ремонтом своих тенет. Он сновал вверх и вниз, ветер срывал его, он повисал на еле различимой нити, долго раскачивался, потом цеплялся за полуразрушенную сеть и опять тянул бесконечную паутину, строя в воздухе свой геометрический чертеж. А Юки все не было, не показывались и деревенские ребята. Только когда в отдалении появилось стадо, а за ним уныло бредущий Семен-Верста, Антон понял, что перевалило за полдень. Антон позвал Семена. Тот прогнал стадо стороной, подошел и сел рядом.
- Загоряешь?
- Да нет, так... Слушай, ты в селе всех знаешь?
- А кто ж его знает? Мабуть, всех.
- Есть у вас такой Митька? Казенный, что ли, его называют.
- Та есть.
- Он кто?
- Бандит.
- Как это?
- А так. Бандит, и все. Самый настоящий. В тюрьме сидел чи в лагере.
- За что?
- Чи убил кого, чи хотел убить, кто его знает.
- Ну?
- Шо ну? Посидел, посидел трохи, и выпустили...
- Анто-он! - раскатилось над рекой, и эхо гулко подхватило: "...он... он..."
На противоположном берегу появились Юка, Сашко и маленький Хома.
- Сюда, я здесь! - закричал Антон и, вскочив, помахал Юке рукой. Значит, он его не застрелил...
- Кто? - Семен с некоторым оживлением поднял на Антона свои всегда как бы полусонные глаза.
- Митька этот самый...
- Кого?
- Маленького Хому.
- Ого! - оживился Семен еще больше. - Перевязанный и хромает... Раненый, чи шо?
Полусонные глаза Семена видели далеко и хорошо. Хома хромал, левая нога у него была перевязана. Антон присмотрелся и засмеялся.
- Не смертельно...
Хома припадал на левую ногу, иногда сбивался и начинал припадать на правую, но тут лее исправлял ошибку и еще старательнее хромал на левую.
Ребята перешли вброд реку.
- Ну, живой? - спросил Антон Хому.
- Это мама его с перепугу кричала, - сказала Юка. - Хому чуть-чуть задело...
- А рана? - обиделся Хома. - Хочешь, покажу? - И он с готовностью размотал повязку. Судя по тому, что она была грязной, проделывал он это уже не в первый раз. - Ось!
На икре посреди большого коричневого пятна от йода виднелась маленькая присохшая ранка.
- Больно? - спросил Антон.
- Пекло дуже, - сказал Хома, - когда этим мазали...
- Это папа мой. Он надавил чуть-чуть, дробинка и вывалилась. Она, говорит, была на излете. А может, рикошетом.
- То не дробинка, то пуля!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59