Де Ла Мер Уолтер
Голландский сыр
Уолтер де ла Мар
Голландский сыр
перевод Светлана Лихачева
Много лет тому назад в домике на окраине Великого леса жил-был со своей сестрицей Гризельдой молодой фермер по имени Джон. Брат и сестра жили вдвоем, если не считать овчарки Плута, стада овец, бесчисленных лесных птиц и эльфов. Джон любил свою сестрицу так сильно, что и словами не выскажешь; и Плута тоже любил; и радовался, слушая пение птиц в сумерках у темнеющего края леса. А вот эльфов он ненавидел и боялся. А поскольку был он редким упрямцем, то чем больше боялся, тем больше ненавидел; а чем больше ненавидел, тем больше ему эльфы досаждали.
А то было племя эльфов лукавых, крохотных, беспечных и проказливых, их не должно путать с эльфами высокого рода, тех, что замкнуты, прекрасны и чужды смертным. Эти были вроде как эльфы-цыгане; шустрые, воздушные, шаловливые; и отчасти из озорства, а отчасти из любви к девушке, они все пытались приворожить милую сестрицу Джона Гризельду и сманить ее из дому музыкой, плодами и танцами. Джон почти верил, что это они, эльфы, много лет назад завлекли в лес их злосчастного старика-отца: тот ушел резать хворост в своей шапке из овчины и с осликом; да и мать тоже, - та вскорости пошла искать мужа, и сгинула бесследно.
Однако фейри, даже столь крохотные, ненависти к людям вовсе не испытывают. Они дразнили и задирали Джона, разливали его молоко, катались верхом на его баранах, цепляли на старых овец гирлянды из осота и брионии, брызгали водой на растопку, отвязывали колодезное ведро и прятали Джоновы огромные кожаные башмаки. Но все это эльфы проделывали не из ненависти, ибо, точно вечерние мотыльки, они кружились вокруг Гризельды, - но за то, что, во власти страха и гнева, он запирал от них сестру, и еще потому, что Джон был угрюм и бестолков. А Джон только досадовал да злился. Он расставлял на эльфов ловушки, а попадались скворцы; он палил по ним из мушкетона под луной - и распугивал овец; он наливал им в блюдечки прокисшее молоко и разбрасывал липкие листья и ветки ежевики там, где среди лугов зеленели "эльфийские кольца"; да только все без толку. На закате, когда вдалеке звучала негромкая эльфийская музыка, Джон усаживался на пороге и принимался дудеть в огромный отцовский фагот, пока в черном лесу не начинало гулять эхо его тоскливого, напыщенного, безликого голоса. Но и это не помогало. Наконец Джон так озлобился, что жизнь Гризельды превратилась в сущую пытку. Щеки ее поблекли, глаза погасли. Вот тогда фейри принялись досаждать Джону всерьез, опасаясь, что их прелестное, ненаглядное дитя человеческое Гризельда того и гляди умрет.
И вот однажды летним вечером, - а в Великом лесу ночи по большей части стояли холодные, - Джон, отложив свой заунывный фагот и заперев дверь на засов, примостился у печки рядом с Гризельдой, как всегда, угрюмый и мрачный. Запрокинув свою огромную лохматую голову, он глядел в дымоход, туда, где на черном небе переливались и мерцали Семь сестер - созвездие Плеяды. И вдруг, пока Джон сидел там, развалясь на скамеечке и любуясь крохотной семеркой, на фоне темного неба появилась голова проказливого эльфа, что украдкой за ним подглядывал; и проворные ручки сбрызнули широкую, запрокинутую кверху физиономию росой. Зазвенел смех: это слетевшиеся эльфы скакали и резвились на его кровле. Вне себя от ярости, Джон вскочил на ноги, схватил с блюда большой круглый сыр и что было силы швырнул его вверх по закопченому дымоходу, прямо в насмешливые лица, сгрудившиеся наверху. И сей же миг все стихло; вот только Гризельда вздыхала над своей прялкой. Смолк даже сверчок, весело стрекотавший весь вечер. А Джону пришлось удовольствоваться к ужину лишь черным хлебом и луком.
На следующий день Гризельда пробудилась на рассвете и высунулась в окошечко под кровлей: в воздухе дрожала белесая дымка.
- Ну вот, опять жаркий денек выдался, - сказала она себе, расчесывая свои прекрасные волосы.
Но когда за дверь шагнул Джон, в полях лежал такой непроглядно-густой туман, что даже зеленые границы леса терялись в этом мареве; белая завеса протянулась от неба до земли. Клубясь и обволакивая все вокруг, опалово-белый, точно молоко, туман все утро сгущался и сгущался над маленьким домиком. Когда около девяти часов Джон вышел осмотреться, он ничего уже не увидел. Он слышал блеяние своих овец, и немудреную песенку чайника, и шорох метлы, - это подметала Гризельда, - но прямо над его головою маячило, точно крохотный круглый плод, маленькое, лишенное лучей, похожее на красный сыр солнце: прямо над головой, заметьте, хотя стрелки часов не дошли еще до десяти. Джон стиснул кулаки и яростно затопал ногами. Но отклинулось ему лишь насмешливое эхо его собственного голоса. Ибо, сыграв над недругом шутку, легкомысленные, проказливые эльфы очень скоро остывают к забаве.
Весь день крохотный унылый фонарь светил сквозь туман, - то красным светом, и тогда белая пелена окрашивалась в янтарно-желтые тона, а то молочно-белым, и с каждого древесного листа срывались тяжелые водяные капли. Каждый цветок, задремавший в саду, украсился росным ожерельем; и одна лишь мокрая насквозь, старая лесная ворона навестила в тот вечер одинокий домик, крича: "Карр! Карр! Карр!" - и сразу же улетела прочь. Но Гризельда слишком хорошо знала характер брата, чтобы заговаривать об этом или жаловаться. Она весело распевала, хлопоча по дому, хотя на сердце у нее было тяжелее, чем всегда.
На следующий день Джон вышел из дому посмотреть, как там его стадо. И, куда бы он ни направился, красное солнце словно бы следовало за ним. Когда он наконец отыскал овец, к тому времени они насквозь промокли в липком тумане и в страхе сбились в кучу.
1 2 3