..
Вот она встала. Что-то осторожно держит в руке. Смотрю — ласточка! Чуть живая. У неё сломано крыло. Головка в крови.
Обмыли мы с Исей несчастную пташку озёрной водой и завернули в мой носовой платок. У меня было мало надежды, что бедная ласточка выздоровеет, но Ися была другого мнения.
Накопали мы картошки и пошли обратно. Ися несёт ласточку, я — мотыгу и мешок. Вдруг на полпути Ися остановилась и смотрит на меня. По глазам вижу, что она чем-то очень озабочена.
— Ты что, Исенька? — спрашиваю.
— А что же мне делать с Константином? — говорит девочка встревоженно.
— Гм! Ну что ж... Оставь пока ласточку у меня, — отвечаю. — Посажу её в клетку — будет там у неё больница. А ты будешь навещать её, когда только захочешь. Идёт?
Ися согласилась. На том и порешили. А надо вам сказать, что Константин — это был большущий рыжий котище, от которого добра ждать не приходилось.
Ласточка осталась гостить у меня, но Ися забегала к нам по нескольку раз в день. И если птичка выжила и, что важнее всего, срослось её поломанное крылышко, это была целиком Исина заслуга.
Я поражался, глядя на эту девчушку. Так же, как она лучше Тупи знала, что ему докучает клещ, так и тут она сердцем угадывала, что нужно сделать, чтобы её ласточке было хорошо. А было это вовсе не легко! Ласточка была дикая, недоверчивая, привыкала к людям с большим трудом. Боялась всех, кроме Иси.
Когда птичка почувствовала себя настолько хорошо, что уже не нуждалась в больничном режиме, мы переселили её из клетки в прачечную. Там ей было свободнее да и теплее. Ласточка целые дни просиживала на подоконнике. Была она грустная, осовелая. Оживлялась лишь тогда, когда на дворе показывалась Ися. Она и тогда не трепетала от радости крыльями, как делают другие птицы, а только быстро, нервно вертела головкой и цвиркала. Звук был пронзительный, словно стекло разбилось.
Ися назвала свою ласточку Крушинкой — это значит Крошка. Она уверяла нас, что птичка прекрасно знает своё имя. Мы верили ей на слово. Скажу вам только, что я мог до хрипоты выкрикивать: «Крушинка! Крушинка!» — а Крушинка, как говорится, и ухом не вела.
Вообще, на мой взгляд, ласточка была птичкой не слишком общительной.
Не так думала Ися. Она могла часами рассказывать нам о том, какая умная её Крушинка, как она всё понимает и как она рада, что нашла место, где может перезимовать, дождаться весны.
А зима тем временем прошла. Ранней весной Ися начала выносить свою Крушинку на воздух. Птичка и под тёплым солнцем была какая-то сонная и печальная. Правда, порой пыталась летать — то взлетит на забор, то на крышу террасы. Но как-то неохотно, неловко, без той чудесной лёгкости полёта, которой отличаются ласточки. Она предпочитала сидеть на плече Иси и чирикать ей на ухо о каких-то ласточьих делах. Это серьёзно беспокоило девочку.
— Дядя Ян, ну как же быть? — допытывалась она. — Неужели крыло у неё не срослось как следует?
— А ты разве не хотела бы, чтобы Крушинка осталась у тебя навсегда? — спросил я однажды, когда Ися решила учить ласточку летать, выпуская её из чердачного окна.
Ися ужаснулась:
— Крушинка должна быть совсем-совсем здоровой! Когда придёт настоящая весна и прилетят ласточки из тёплых стран, у моей Крушинки должно быть своё гнёздышко. И дети. А такая калека — кому она нужна?
Ну, и началось обучение полёту. Но оно недолго длилось. В один прекрасный день ласточка вспорхнула на самую верхушку ясеня и просидела там до сумерек, а наутро её уже не было.
В этот самый день появились тучи ласточек — и возле старой колокольни, и на городской башне. Целыми роями кружили они над городом. Вскоре под каждой крышей, в каждом подходящем углублении в стене закипела работа.
Ися была счастлива. Она рассказала мне, что у её Крушинки уже есть гнездо где-то здесь, в городе.
— А ты не знаешь где? — спрашиваю.
— Даже если бы знала, то не ходила бы к ней, — отвечает. — Разве у неё сейчас есть время для праздных разговоров? У неё и без того довольно забот — ведь она детей воспитывает... Правда?
Настало лето. Как-то днём забежала к нам Ися. Сидели с ней в садике под липой и болтали о том о сём. Ися угощалась вишнёвым вареньем, которое очень любила. Вдруг вижу — блюдечко с вареньем медленно уползает из её руки, а ложечка поехала куда-то в Исиному уху. Ясные глазки Иси становятся всё больше и больше — того и гляди, выскочат.
— Что случилось, маленькая? — спрашиваю.
А она не отвечает, только прижала палец к губам и шепчет:
— Вот она! Вот она! Видите? Пришла!
И показывает мне ложечкой на забор. А там сидит ласточка, совсем возле нас.
— Крушиночка! — позвала её Ися.
Ласточка цвиркнула — пронзительно, звонко, словно кто стекло разбил. Облетела вокруг стола раз, облетела другой. Присела на мгновение на край скамейки, на которой сидела Ися, и улетела.
— Я так и знала. Знала, что она придёт нас поблагодарить! — радовалась Ися. Радовалась от всего сердца — даже заболтала ногами под скамейкой.
А потом прибавила — уже совсем спокойно:
— Да что говорить! Разве мало у такой пташки своих забот? Что же тут удивляться, что она не могла побыть с нами подольше. Правда?
Правда, Исенька! Правда, славная маленькая мама!
Недаром ты сама, как никто, печалилась о чужих заботах и всегда-всегда готова была прийти другому на помощь!

Гусыня Малгося

I
С Малгосей я познакомился в совершенно неожиданной обстановке. Ну, как вы думаете, где можно встретить гусыню? На пастбище, на дворе, у речки, у пруда, наконец, на базаре, правда? Но встретить гуся в роли сторожевого пса!.. Согласитесь сами, это не каждый день случается!
А было это так.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19