Некоторое время прислушивалась к шуму текущей воды. И вдруг запела:
"Весна! Весна! Весна"
Потом выпорхнула во двор. Убедилась, что там еще нигде нет весны. Весна только на кухне, над раковиной. И вернулась, чтобы снова спеть свою весеннюю песенку. С тех пор она прилетала каждый день и уже не интересовалась вещами в комнатах, а прямиком летела в кухню, к раковине. Если кран был закрыт, кричала: "Сделайте весну! Почему нет весны?" Мы открывали кран, и маленькая воробьиха пела свою песенку.
Я уверен, что на воробьиных собраниях, когда другие жаловались, что так еще далеко до настоящей весны, воробьиха выскакивала с собственным мнением на этот счет. И ей наверняка попадало от Бесхвостого, потому что Бесхвостый не переносил, чтобы ему противоречили.
9
Пришла наконец весна, настоящая, долгожданная. Игрались свадьбы. В один прекрасный день липа опустела. В саду остался только Патриарх. Был он бездомен- скворцы выгнали его из скворечника - и одинок. Бесхвостый что-то там устроил, сплел какую-то интригу, словом, старейшина остался один-одинешенек. Внезапно лишиться власти, доверия, оказаться отщепенцем, никому не нужным, лишним - это очень неприятно, правда? Мне было от души жаль старика. С того времени, когда он, изгнанный из скворечника, поселился на веранде, под самым потолком - на проводе от электрического звонка, я делал все что мог, чтобы смягчить ему горечь одиночества и старости. Ибо воробушек старел, слабел с каждым днем. Он, правда, приходил ко мне. Но, сидя на столе, тяжело опирался на хвост. Ел пшенную кашу, но клевал ее как-то нехотя, без аппетита. Смотрел на меня и время от времени ронял:
"Чир! Болят у меня крылья, знаешь?"
Или:
"Мир уже не тот, что прежде! Да!"
А иногда:
"Чир! Солнце теперь уже не греет так, как во времена моей юности, правда?"
А порой чирикал грустно-грустно, словно вздыхал: "О, как одинока старость!"
С каждым днем старый воробей становился все неподвижнее, равнодушнее, скучнее. Почти не сходил со своего места под потолком. Входя на веранду, я кричал ему:
- Как дела, старина? - и насвистывал нашу воробьиную мелодию.
Он тогда отвечал мне сверху:
"Чир! Я тут! Спасибо, что не забыл меня! Но я к тебе не полечу. Устал я слишком!"
И вот как-то в разгаре лета, перед самым вечером, на веранду залетела упрямая воробьиха, Ячменек и еще несколько воробьев. Они что-то кричали старику, что-то рассказывали ему, доказывали. Патриарх слетел к ним. И на окне веранды состоялось совещание.
"Видно, Бесхвостый оскандалился и воробьи хотят от него избавиться", - подумал я, видя, что старик неожиданно оживился и начал куда-то собираться. Он тщательно умылся в миске для питья, отряхнулся, причесался. Он казался помолодевшим, когда прощался со мной и напоследок ел пшено у меня из рук. Воробушек торопился, разбрасывал зерна, - он, который всегда так старательно выбирал каждое зернышко!
"Будь здоров! Спасибо тебе за все!" - чирикнул он и поглядел мне в глаза так сердечно, как это умел только он.
Хотел было взлететь. И вдруг наклонился вперед, потом сильно покачнулся назад. Поглядел на меня и упал навзничь. Все маленькие птички умирают лапками вверх. Мы похоронили Патриарха под розой, белой махровой розой, которая росла возле южной стены нашего дома. Там было кладбище животных, которые жили с нами и были близки нашему сердцу.
ЕВРОПА
1
Европа? Часть света? Так о чем пойдет речь - о географии, что ли?
Ничего подобного. Европа - это кот, вернее, кошка. Она свалилась к нам как снег на голову. Вернее, как дождь. Было это ранней весной. Зарядил проливной Дождь и надолго. Было холодно. Уже несколько дней не хотелось носа на улицу показать. Собаку на двор не выгонишь.
Видали такую чудную погодку? Видали? Тогда не удивляйтесь, что Крися, моя племянница, изо всех сил старалась не скучать и, несмотря на это, скучала. Я заметил это по вопросам, которые она мне задавала. Не сказать, чтобы они были особенно умные:
- А что было бы, если бы на дубе росли груши? А что было бы, если бы вода была не мокрая?
Слыхали такие вопросы? Ну, так позвольте мне их вам не повторять. Я люблю Крисю, и, поверьте мне, она девочка милая и неглупая. Но затянувшаяся непогодь хоть кого выведет из равновесия.
Наконец Крисенька вытащила свою любимую куклу Розочку, Что-то ей не понравилось в куклиной юбке. Начались примерки, кройка, шитье. Ножницы щелкали, да и языку доставалось. Потому что Крися, когда что-нибудь делала, мучила свой язычок, будто именно на него взъелась. Прикусывала его то с одной стороны, то с другой. И, если только язык шел в ход, можно было не сомневаться, что Крися чем-то серьезно занялась.
- Ты слышишь?
- Что?
- Послушай-ка!
Крися оставила свои лоскутки. Мы навострили уши. За окном слышался явственный писк.
- Ребенок плачет, - говорит Крися.
- Тогда, наверно, очень маленький.
- Наверно, ребенок, - повторяет Крися. - Темно на дворе, он заблудился и не может попасть домой. А там мама волнуется!
- Так зачем же она отпустила такого малыша?
- Потому что не могла с ним пойти. Может, у нее еще дети есть, больные? О боже, как плачет! Пойдем! Надо ему помочь. Возьмем его, погреем, узнаем, где живет...
Крися уже готова была выйти.
- Давай откроем окошко, - говорю ей. - Плачет-то за окном. Посмотрим, кто там такой.
- Нет, нет! Чего там смотреть! Надо принести малыша в комнату, упрямо твердила Крися. Она уже направилась к выходу.
- Погоди-ка, - говорю я ей, открывая окно. - Может, этот ребенок к нам сам придет.
Мы услышали жалобный писк, хныканье, плач. Но того, кто плакал, не было видно. Крися высунулась в окошко. Я посветил лампой.
- Вот он! Вот он!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60