А вот ручной, совершенно ручной..."
"Ха-ха-ха! - засмеялся выскочка - вожак желторотых. - Ты нас, видно, за малых детей принимаешь! Будет сказки рассказывать! Хотели бы мы увидеть своими глазами такого "совершенно ручного человека"!"
Старец ни звуком не ответил на эти издевательские выпады.
Он переждал минутку, перескочил на другую ветку, вытер нос, взмахнул крылышками и снова заговорил:
"Поскольку там, где мы жили до сих пор, то есть в деревне, воробью хорошо только летом, а зимой-не дай боже..."
"Ой, да, да, да!" - пропищал какой-то изголодавшийся воробейка.
"Я решил, - продолжал старец, - поселить вас на зиму в город. Здесь и есть город".
"А что такое город?" - вылез с вопросом молоденький воробушек. Бесхвостый было кинулся на него. Однако старейшина махнул ему крылом и спокойно объяснил: "Город - это место, где живет много людей, где есть теплые чердаки, где на улицах можно найти зерно даже в самый жестокий мороз".
"Даже в мороз? - поразились воробьи. - Чир, чир, чир!"
"Даже в морозы!" - подтвердил старейший воробей.
"А где? Где?" - допытывались молодые.
Старик не захотел ответить вслух. Он подмигнул Бесхвостому. Бесхвостый наклонился к одному маленькому воробушку, сидевшему рядом с ним на ветке, и что-то шепнул ему на ухо. Тот что-то сказал своему соседу. И каждый удивленно открывал глаза, кивал головой и шептал на ухо следующему только что услышанную новость.
Через минуту по всей липе, от верхушки до самой нижней ветки, звучал изумленный шепот:
"Лошади! Лошади! Лошади! Чир, чир, чир!"
А маленькая воробьиха, которая все время выскакивала с неуместными заявлениями, не утерпела и на этот раз.
"Мы таких вещей никогда не ели!" - возмущенно крикнула она.
Снова получила тычка. И опять стало тихо.
"Итак, возлюбленный мой народ, - сказал воробьиный патриарх, - решил я, что эту зиму проживем мы в городе, где воробью, как я уже говорил, живется гораздо легче. Но этого мало. Для зимовки выбрал я такой дом, в котором проживает: в котором проживает: - повторил он и после паузы еще раз с ударением произнес, - в котором проживает:"
У воробьев от нетерпения замерло сердце в груди, а маленькая воробьиха опять не удержалась: "Мы уже слышали, что проживает! Но кто?"
"Совершенно ручной человек",-сказал Патриарх и торжественно оглядел все собрание.
Воробьи были так ошеломлены этой новостью, что едва-едва, тихонечко чирикали: "Ручной? Ручной человек? Чир, чир, чир!" Они и верили и не верили. Переглядывались между собой, посматривали то на Патриарха, то на Бесхвостого.
"Тсс!" - прошипел Бесхвостый и показал клювом на ворота.
Все посмотрели в ту сторону.
"Вот как раз идет "совершенно ручной человек!" - чирикнул Патриарх.
После этого сообщения наступила такая тишина, словно на ветках не было ни единого воробья.
Неудивительно поэтому, что я, входя в сад, даже и не заметил, что происходит на липе. И Тупи, и Чапа, славные мои псы, проходя мимо липы, не подняли и головы. У кошки Имки, которая вышла мне навстречу, хватало собственных забот - в частности, ей нужно было внимательно следить за Пипушем, вороном, - нашим "ангелом-хранителем", и ей было не до воробьев. Одна только Муся, галка, у которой всегда были счеты со всеми городскими воробьями, поглядела одним, потом другим глазком на липу и сердито каркнула: "Уже и к нам их принесло, выродков!" Воробьи следили за мной, широко открыв клювы. Они забыли их закрыть даже тогда, когда я - а со мной и собаки, кошка, галка и ворон - вошел в дом.
А когда они опомнились. Патриарха на липе уже не было. Он полетел в скворечник на ясень. То было его постоянное зимнее местопребывание. От скворцов там всегда оставались перья и пух. Словом, кое-какая меблировка. Вдобавок скворечник был хорошо защищен от ветра.
Старому ревматику жилось там, как у Христа за пазухой.
На липе остался Бесхвостый. Воробьи обступили его и принялись расспрашивать. Но Бесхвостый не любил долгих разговоров, а потому сказал им только:
"Старейшина его приручил. Еще в том году. Он даже корм сам приносит! И боится нас как огня!"
"Боится? - недоверчиво переспрашивают воробьи. - Чир, чир, чир!"
"Да, боится, - заверил их Бесхвостый. - Пусть попробует опоздать с едой, мы ему покажем!"
Воробьи молчали. От изумления у них, как говорится, в зобу дыхание сперло. Только маленькая выскочка и тут чирикнула:
"Нас он боится, а кошки не боится? Кто хочет, пусть верит, чир, чир, чир!"
За это ее опять кто-то клюнул, и она притихла. Бесхвостый сказал:
"И кошки боится! Я сам видел, как он ее кормил. И галки боится - тоже ее кормит. Понятно? И ворона боится - того, который за ним ходит".
"Значит, он трус! - дружно чирикнули воробьи. - Трус! Трус! Чир, чир, чир!"
И с этой минуты репутация моя у воробьиного народа сложилась - или, вернее, погибла - окончательно.
Воробьи переговаривались между собой всё тише и тише. Смеркалось. Наступала темнота.
6
Утром, едва рассвело, Патриарх вышел из скворечника и занялся утренней гимнастикой - стал отряхиваться на дощечке у входа в свою квартиру. Сразу же появился Бесхвостый. Сел рядом и спросил: "Начинать?" Патриарх поглядел на него косо. "Ты где слышал, чтобы в такое время кто-нибудь в этом доме завтракал? Чир, чир, чир!" - удивился он и неодобрительно покачал головой.
"Да ведь мы очень голодны", - пытался извиниться Бесхвостый.
Но старейшина оборвал разговор: "Не лезь, когда не спрашивают!"
Бесхвостый со стыдом убрался на липу. А там уже все ожило. Воробьи чирикали наперебой про "ручного человека". Никто ничего не знал, тем не менее спорили яростно. Маленькая воробьиха выскочила на самую верхнюю ветку, где ее никто не мог достать и закричала во весь голос:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60