Василевич Алена
Тюлик
Алена Василевич
Тюлик
Перевод с белорусского Б.Бурьяна И В.Машкова
Шавка не сразу узнала Вову и Наташу. Как и её собственные сыновья, дети за год тоже выросли и изменились: стали высокими и худыми. Шавка не набросилась на людей с лаем, как это обычно делают плохо воспитанные собаки, не закричала на них, даже ушей не навострила.
Шавка приветливо замахала хвостом и стала принюхиваться, пытаясь вспомнить, когда и где она слышала эти сейчас почти незнакомые ей запахи, шедшие от новых детских сандалий. Потом, ласково улыбнувшись Вове и Наташе умными желтоватыми глазами, она пошла впереди. Её приветливое виляние хвостом и выражение глаз словно говорили: "Пока ещё я не вспомнила, кто вы. Но это ничего. Я вижу, что вы неплохие дети. Особенно ты, маленький сорванец с весёлыми чёрными глазками... Ты, видно, такой же озорник, как и мои сыновья..."
И, чтобы показать своё расположение к маленькому гостю, Шавка легонько лизнула горячим шершавым языком Вовину руку.
- Ай! - в восторге пискнул Вова и обхватил Шавку за голову.
- Ай! - вслед за ним пискнула и Наташа, но уже от страха, что Шавка укусит её брата.
Шавка с укором глянула на Наташу и легонько коснулась хвостом её платья, словно упрекнула: "А ты вот хоть и большая, а всё равно - девочка. Испугалась, а чего?"
Стараясь по-прежнему быть приветливой и гостеприимной, Шавка бежала на шаг впереди, махая хвостом и то и дело оглядываясь на гостей.
На крыльце, под старым креслом, спал, свернувшись в клубок на подстилке, щенок, Шавкин сын - седой, с чёрными подпалинами на боках. Он то ли не проснулся, то ли не обратил внимания на приезд новых гостей, но как лежал, так и остался лежать.
Понимая, как это нехорошо и невежливо, и, должно быть, чувствуя себя от этого ужасно неловко, Шавка подошла к нему, легонько потянула зубами за ухо и сказала коротко и сердито:
- Гыр!
Щенок вскочил и, испуганно оглядываясь вокруг, забился в угол за кресло.
- Тюлик! - в один голос закричали дети. - Какой он стал большой и худой!
- Тюлик, а кто же ещё, - погладил перепуганного щенка сторож дядя Иван. - Бедняга, вырасти-то вырос, а ума не нажил. - В голосе сторожа прозвучало искреннее сочувствие.
Словно поняв дядю Ивана, Шавка горестно опустила голову и нежно лизнула Тюлика в нос.
- Не поверите, такой трусливый пёс уродился, что прямо глядеть на него жалко. Представьте, петуха боится. Петух его совершенно забивает. У нас там во дворе такой генерал со шпорами расхаживает... Жеребёнка боится - он его однажды так лягнул, что бедняга отлетел, словно мячик. Родные братья и те загрызают его. Вот этот мой волкодав... - Дядя Иван показал на брата Тюлика. Тот сидел поодаль, подтянутый, злой, с острыми белыми зубами в розовом рту.
- Его у нас Разбоем прозвали. Злой, как чёрт, так и глядит, кого бы хватануть. Только меня и боится. Мы с ним вдвоём дачу сторожим. Сторож хо-о-ро-о-ший! Чужого человека и близко не подпустит. Не удержишь - в клочья разорвёт.
- А нас он тоже разорвёт в клочья? - подвинулся поближе к маме Вова. Он только было намерился погладить Разбоя, но тот так выразительно оскалил свои острые зубы, что Вовина рука в мгновение очутилась за спиной.
- Ну! - сердито повернулся к Разбою дядя Иван.
Разбой поджал хвост, опустил голову и, нехотя отойдя, сел под ёлкой.
Дядя Иван перекинул через плечо охотничье ружьё.
- Сегодня вы тут устраивайтесь, - сказал он гостям, - а завтра я вам покажу, где у нас боровики растут. Нынче их хоть косой коси...
Потом он свистнул Разбоя и пошёл с ним своей дорогой.
Пока взрослые носили в комнату вещи и устраивались, дети тем временем продолжали знакомиться с Шавкой и её сыновьями.
Прибежал коренастый и широкоплечий, как мать, рыжий Жулик. Не церемонясь, он сразу же обнюхал Вовину и Наташину одежду и лизнул печенье, которое Вова держал в руке. Потом Жулик с удовольствием проглотил это печенье и остановился перед детьми с видом бессовестного попрошайки: "А что вы мне ещё дадите?"
У Жулика не было никакой гордости. Это был обжора и лентяй. Целыми днями он торчал на пороге столовой, где питались все, кто жил в этом лесном доме отдыха. Ухитряясь первым получать все самые вкусные куски, Жулик с каждым днём толстел и становился совершенно безнадёжным лентяем.
Но, как и всякий проныра, толстый Жулик был хитрецом. Он умел прикинуться очень умным и добрым, в то время как его братья, Тюлик и Разбой, совершали самые очевидные глупости. Один невесть чего пугался и убегал от людей, а другой, злясь, что дачники возятся с его братом, рычал на них... Любила Жулика и баловала больше, чем других сыновей, и мать, Шавка. Этот лентяй и с ней умел быть ласковым и нежным. А какая мать устоит против этого?
Разбой имел смелый и независимый нрав. За него Шавка не беспокоилась. Свежую кость он добывал себе в битве. А вот Тюлик - о нём всегда болело Шавкино сердце. Он и рос такой худой и неудачный потому, что не умел за себя постоять. Уже на что Жулик лентяй и лежебока, а и он норовил вырвать из зубов Тюлика хоть чёрствый кусок хлеба. Лишь бы отобрать.
А что касается Разбоя, то он, как всякий, у кого есть сила и крепкие зубы, смотрел на Тюлика, как на ничтожество, и при всяком удобном случае готов был вырвать хоть шерсти клок...
Мать всё это видела и понимала. Оставшись вдвоём с Тюликом, она лизала его безобидную и всегда печальную морду и горевала: "Почему ты не такой, как твои братья?.. Всех боишься, ничего сам не можешь добиться. Тяжело тебе будет жить на свете, глупенький ты мой..."
Неуклюжего и трусливого Тюлика недолюбливали и взрослые дачники.
- На и тебе, недотёпа, - бросали они кусок чёрствого хлеба Тюлику.
1 2 3