- А у меня уже сушится!..
- Скоро, - ответил я, хотя, по правде сказать, не знал, что мне делать со своими пнями дальше.
- У меня ноги не получаются... - пожаловалась Натка. - Может, ты мне нарисуешь ноги, Вовочка?
Ага, когда ей нужны ноги, так я уже и Вовочка!
- Давай сюда! - сказал я.
Интересно всё же, что там она изобразила.
Натка подала мне свой рисунок.
- Вот видишь, всё хорошо, только ноги у меня...
- Ноги у тебя... А что это за птица?
- Голубь.
- Голубь? Какой же это голубь? Это же ворона!
- Сам ты ворона! - накинулась на меня Натка, но тотчас спохватилась: ещё одно оскорбление - и я откажусь пририсовывать ее птице лапки.
- И вовсе не ворона! И вовсе голубь! Как у нашего дяди Коли. Серенький, - ища примирения, заговорила Натка.
- Серенький... А клюв?
Клюв у Наткиного голубя и в самом деле был великоват - длинный и толстый.
- А хвост?
И хвост скорее смахивал на вороний.
- Эх ты, художница! Давай покажу, как рисуют настоящие художники! - И я взял у Натки кисточку.
Р-раз... Д-два-а... Р-раз... Птица встала на небольшие серые лапки. Вот сейчас она сделает несколько торопливых коротеньких шажков.
- Ой, какой красивенький! Какой красивенький! - захлопала в ладоши Натка.
Она до того восхищалась голубем, что меня злость взяла. Нарисовала какую-то ворону, а форсу сколько! Да если б не мои лапки, то взглянуть было бы противно на её голубя...
- Подумаешь, задавака! "Вороне где-то бог послал кусочек сыру..."
Я ждал, что Натка сейчас набросится на меня, будет сердиться и даже заплачет... А она вдруг как засмеётся:
- Ой, как хорошо! Ой, как хорошо! А я не знала, как мне назвать свою картину!.. Ты мне, Вовочка, дорисуешь ёлку - ёлки у тебя вон как хорошо получаются, - сыр я уже сама нарисую!..
И Натка взялась за "сыр"... За мой "сыр": ведь это я ей его подсказал.
А сам я сидел над своим лесом и всё подрисовывал новые пни, засыпанные снегом.
"Вот тебе и зимний лес", - думал я.
Оно, конечно, лучше было бы взять новый лист бумаги и, как говорит наш учитель в школе, поменять тему...
Разделавшись быстро с "сыром", сестрёнка, довольная своей картиной, обратила наконец внимание на мою вырубленную поляну...
- Что это у тебя - одни пни? - Глаза у неё широко распахнулись от удивления, губы вытянулись в трубочку. И вдруг, помолчав, она давай хохотать. Повалилась на диван и катается от смеха. - Ой, помру. Ой, помру!..
- И ничего тут смешного нет, - обиделся я, закрывая свои пеньки чистым листом бумаги. - Думаешь, твоя ворона...
- Знаешь, Вовка... Знаешь, как нужно твою картину назвать? - сквозь смех проговорила Натка.
- Ну как? - не ожидая от неё ничего хорошего, всё же спросил я.
Натка снова упала на диван, заливаясь смехом.
- "Плакала... плакала Саша... как лес вырубали..."
- Натка, ты - гений! - захлопал я в ладоши.
И тут же аккуратно сделал подпись под рисунком: "Плакала Саша, как лес вырубали".
На следующий день мы встретили маму с работы ещё на пороге. Приняли у неё из рук тяжёлую сумку и даже сдержались, не спросили, как обычно: "А что ты нам принесла?"
Мы помогли маме раздеться и торжественно, под руки, повели её в комнату. А там, на самом видном месте, висели в рамках наши рисунки.
Наткин голубь, или "Вороне где-то бог послал кусочек сыру".
И мои пни, или "Плакала Саша, как лес вырубали".
- Ого! - От удивления мама остановилась за несколько шагов до наших рисунков. - Ого! - повторила она. - Значит, я попала на вернисаж!
Мы с Наткой такого слова ещё не слыхали и не знали, что оно обозначает.
- Поздравляю тебя с праздником, мамочка, - не очень уверенно проговорила Натка.
- И я тебя поздравляю, мама, - вслед за сестрёнкой повторил я.
- Спасибо, спасибо вам, мои дорогие художники! - И мама по очереди поцеловала Натку и меня. - Ну, а раз у нас нынче вернисаж... На вернисаже обычно принято говорить художникам приятные слова, хвалить их работу... Вот и я сегодня...
Мама торопливо прошла к своей тяжёлой сумке и достала оттуда две коробки с конфетами. Одну мама дала Натке, другую - мне.
Вот, оказывается, что означает это непонятное слово - вернисаж!
Нам с сестрёнкой оно очень понравилось!

1 2