Поев, она садилась ко мне колени и что-то тихо бурчала на своем курином языке. Потом она прикрывала глаза.
Зимой, когда было холодно, я гостеприимно расстегивал свое пальто и Машка нагло залезала под него. Я прикрывал ее полой пальто. Так мы и сидели, согревая друг друга. Только Машкина голова торчала наружу.
Я трогал ее клюв, проводил пальцами по ее гребешку.
Она терпела мои неуклюжие нежности.
Потом Машка стала садиться на гнездо. Я терпеть не мог вареных яиц, но когда мать говорила мне, что вот это яйцо - Машкино, то я его ел. Мне хотелось, чтобы мать поняла: я могу питаться только теми яйцами, которые снесла Машка.
Но все равно тревога не покидала моего сердца.
Я стал внушать матери, что Машку никак нельзя пускать под нож.
Раз она такая ручная. Ведь есть много других кур. Пусть Машка поживет также долго, как жила у нас одна квочка. Мать соглашалась.
Она обещала, что Машка будет жить долго.
На весенние каникулы мы с отцом собрались ехать в гости к бабушке.
Ехать нужно было на теплоходе и вставать надлежало затемно.
Помню, был сильный гололед. Поздно вечером мать вышла во двор, сквозь сон я слышал, что переполошились куры.
Видимо, мать зарубила курицу.
Утром она встала раньше нас, чтоб сготовить нам что-то на дорогу.
- Я отварила вам курицу, - сказала она отцу.
Ее слова не вызвали у меня никакого волнения.
Где-то между Новороссийском и Ялтой отец предложил мне пообедать.
Я ел куриную ножку и был очень рад жизни. Но когда я стал обгладывать косточку, то оторопел от ужаса. Посреди косточки был большой нарост, который означал только одно. Это был след сросшегося перелома.
Удивляюсь, почему я не подавился.
Нет слов, которыми можно было бы описать мое состояние.
Никаких каникул не было.
Я думал только о Машке.
Когда мы вернулись домой, мать сразу все поняла.
- Была кромешная ночь, гололед, - начала она.
Я молчал, отвернувшись к окну.
- В темноте я не могла поймать ни одну курицу, - продолжала она.
Я молчал, я сглатывал душившие меня слезы.
- А Машка сама влезла ко мне на руки, - закончила мать.
Я тяжело и горько вздохнул.
Я не винил мать.
Получается, я сам погубил Машку. Тем, что приручил. Если бы она не была ручная, разве она полезла бы в руки? Нет, конечно. Зачем я это сделал?
Зачем я приручил ее?
Зачем?
С другой стороны, ее куриная жизнь, видимо, и не могла закончиться иначе.
С тех пор я понял - нельзя приручать всех подряд.
Иначе может не выдержать сердце.



1 2