Я менял ему ошейник, сажая на более короткий и легкий поводок.
Он дрожал от нетерпения.
И мы шли в лес.
"Шли" - это громко сказано. Мы летели. Звонок был невообразимо сильным и тянул меня вперед с такой энергией, что я едва успевал переставлять ноги.
В лесу я отпускал его, и он вел себя столь самостоятельно и независимо, что, казалось, сможет жить здесь сам по себе.
Глядя на Звонка, я убедился, что собакам, как и людям, снятся сны.
Особенно хорошо это было заметно после наших прогулок по лесу.
Придя домой, Звонок падал от усталости и засыпал. Я сидел неподалеку и не мог без смеха наблюдать, как он рычал во сне, как дергались его лапы, морда, усы, хвост. Наверное, ему снились его лесные приключения.
Он был на редкость умным псом.
Бросаясь в куст за какой-то живностью, и, не поймав ее с одной стороны, он экстраполировал ее движение и, обежав куст, точно прыгал в то место, откуда его добыча должна была выскочить. Разве это не признак ума?
Известное упражнение для собак - когда хозяин бросает палку, а собака должна ее отыскать и принести, Звонок выполнял не только быстро и безукоризненно. На его морде было написано искреннее удивление, он словно хотел спросить, зачем мне эта игра в бирюльки. Он словно говорил мне: "Ну, ладно, раз ты так хочешь, я, так и быть, принесу тебе эту палку".
Летом, когда было жарко, я брал его с собой на речку.
Он любил плескаться в воде. Он терпел, когда я пытался помыть его с мылом. Иногда он так страдал от жары, что начинал жалобно визжать, всем видом показывая, что я должен отвести его искупаться. Конечно, я шел ему навстречу.
Сколько он прожил?
Точно помню, что когда мы встретились с ним в автобусе, я учился в третьем классе. А ушел он от нас, когда я уже заканчивал институт. Получается, лет двенадцать, не меньше.
Собачья старость. Она пришла к Звонку как-то неожиданно.
Я стал замечать, что, когда мы гуляли с ним по лесу, он, забежав метров на сто вперед, переставал меня видеть. Я звал его, а он крутил головой, внимательно смотрел в мою сторону, но, видимо, не узнавал меня. А может, он уже и слышал плохо. Я шел к нему навстречу, продолжая подзывать его, но он так и не бежал ко мне. И только когда я оказывался совсем рядом, он, наконец, понимал, что не узнал хозяина и, виновато скуля, приближался ко мне.
Потом на его глазах появился голубоватый налет. Это было уже серьезно. Кажется, начиналась старческая катаракта.
Звонка стали чаще отпускать на ночь, чтоб, бегая на свободе, он смог найти для себя какую-нибудь траву.
Обычно собаки показывали поразительные способности в части самолечения. Несколько лет назад и Звонок, сильно отравившись, вылечился, поедая какую-то траву в лесу.
Мы думали, что он найдет себе что-то полезное.
Но, видимо, лекарства от старости не существует.
Звонок стал хромать на заднюю ногу.
Обычно сельские жители не очень церемонятся, когда их домашние животные становятся старыми. У соседа Ивана была одностволка и он предлагал свою помощь, чтоб отправить Звонка на тот свет.
Но нам было жалко нашего верного друга.
В помощь стареющему Звонку мы завели другую собаку.
И Звонок понял.
По крайней мере, мне так показалось. Что он все понял.
Взгляд его стал печальным, он все реже выходил из будки.
Ночами мы совсем перестали сажать его на цепь.
Но он, похоже, уже никуда не уходил со двора.
Я брал его с собой в лес, но он не бежал, как прежде, впереди меня, а лишь покорно, словно наказанный, шел рядом. Его ничто не радовало, ничто не интересовало. Ни птички на деревьях, ни шорохи в кустах, ни запахи, ни звуки.
Он просто состарился и, как все старики, стал равнодушен к жизни.
И однажды Звонок исчез.
Вечером мы, как всегда, отпустили его на ночь.
А утром он не вышел к нам навстречу из своей будки.
Его нигде не было.
Напрасно я ходил вокруг нашего двора и звал Звонка.
Я прошел вниз по течению реки, вверх. Его нигде не было.
Собственно, я мог и не искать его. Звонок не мог пропасть или заблудиться, потому что он знал окрестности гораздо лучше меня.
Он ушел навсегда.
Я думаю, он ушел умирать в лес.
Туда, где ему было так хорошо прежде.



1 2