Хозяина она любит за то, что он - её хозяин. Только очень жестокий человек может вызвать у своего пса отвращение и ненависть. А Иван Саввич не был жестоким. Ты представь себе: вдруг тебя кто-то забрал бы из дому и поселил... в роскошном дворце. У тебя были бы там книжки, конфеты, с тобой играли бы весёлые мальчишки, у тебя был бы автомобиль, катер, ну, я не знаю, что ещё... Но ведь ты всё равно хотел бы домой, правда? Так вот, у собак это чувство развито очень сильно. Я вначале боялся, что Анчар пропадёт от горя. Погоди, может, он и поверит, что ты - его настоящий хозяин.
- А может, и не поверит? - тихо спросил Владик.
- Может, и не поверит, - так же тихо ответил папа.
* * *
Размахивая кошёлкой, Владик шёл на базар. Сегодня - воскресенье, папа, если нет ничего экстренного в больнице, спит в этот день до 9 часов - отсыпается за всю неделю. А мама и Владик встают пораньше - готовят воскресный завтрак. Не в кухне, а в большой комнате. Мама кладёт на стол хрустящую крахмальную скатерть и достаёт нарядные расписные тарелки. На завтрак готовит самые любимые папины блюда: днём его могут вызвать в больницу, и он не вернётся ни к обеду, ни к ужину.
- Сегодня у нас отбивные с молодой картошкой, - сказала мама Владику. - Беги на базар и купи огурцов. Только живо - одна нога здесь, другая - там.
Владик натянул тренировочный костюм, выпустил во двор Анчара, сказал: "Мам, ты слушай, как он скребнётся - впусти", - и отправился за покупками. На улице было ещё пусто, только впереди Владика важно шагала Верка с двумя авоськами, в которых болтались молочные бутылки и баночки из-под сока. Чуть позади Верки плёлся лохматый Пуська. Он то и дело отставал, прилипал к каждому дереву, и Верка, не оборачиваясь, грозно говорила:
- Где ты, горе мое? Иди рядом.
С девочками Владик не дружил. Он никогда не бил их, не драл за косички, не приставал на переменках. Он просто их не замечал. Вот почему ему и в голову не пришло окликнуть Верку. Он шёл и думал, что сегодня папа обязательно пойдёт с ним на речку. Может быть, и мама пойдёт - не днём, конечно, днём очень жарко, а под вечер, вода тогда тёплая-тёплая.
Замечтавшийся Владик не сразу заметил, что между ним и Веркой появился человек, одетый в вылинявший парусиновый комбинезон. В руках он держал большой сачок, сшитый из мешковины, и шёл пригибаясь, какими-то крадущимися шагами.
Всё дальнейшее произошло очень быстро. Человек взмахнул сачком и накрыл им Пуську, замершего у очередного дерева. Пуська даже не пикнул, а дядька, перевернув сачок так, что Пуська оказался как в мешке, огромными прыжками помчался к стоящему на другой стороне улицы зелёному грузовичку с закрытым фанерным кузовом. И только когда он рывком откинул дверку в кузове и вытряхнул туда Пуську, Владик с ужасом понял: это ведь "будка", та самая "собачья будка", которая забирает бродячих собак и увозит их куда-то на ужасную гибель...
- Эй, - заорал Владик и кинулся к машине, - эй, отдайте! Он не бродячий! Верка, Верка-а-а!
Но он не добежал. Дядька вскочил в кабину, грузовичок рванул с места и понёсся по улицам. Ничего не понимающая Верка с изумлением глядела на Владика, вытаращив круглые голубые глаза.
- Чего ты стоишь, как дура! - закричал Владик. - Это же будка! Она твоего Пуську...
Он не договорил, потому что Верка испустила такой вопль, от которого у него чуть не лопнули уши. Со звоном разбились банки и бутылки: швырнув авоськи на камни мостовой, Верка вопила не своим голосом.
- Пуська! - кричала она, схватившись за рыжие свои кудряшки. Пусечка мо-ой! Ой, мама! Ой, мамочка!
Захлопали калитки, отовсюду выбегали люди, все спрашивали, что случилось, почему такой крик. Но Верка продолжала орать, и тогда Владик объяснил, что вот "будка" забрала её собачку Пуську, прямо из-под Веркиных ног, и теперь Верка всё орёт и не может остановиться. И тут одна старушка сказала, что если побежать сейчас на базар, то там в переулке за каменными амбарами эта самая проклятая "будка" останавливается и ждёт: может, кто из хозяев придёт и даст "калым" за свою собаку.
- А что такое калым? - спросил Владик и вдруг закричал на Верку: - Да замолчи ты!
И Верка неожиданно замолчала и замерла, всё так же вытаращив глаза и вцепившись в свои волосы.
- Калым? А выкуп, деточка, деньги, - объяснила старушка. - Они ж, окаянные, для того и хватают хозяйских собачек, чтобы, значит, на пол-литра заработать. Вы бегите скоренько, они за амбарами дожидаются.
И они помчались к базару. Верка всхлипывала и подвывала на ходу, а Владик, задыхаясь от быстрого бега, время от времени говорил ей: "Цыц!" Они влетели в широко раскрытые по случаю воскресного дня ворота и стали проталкиваться через пёструю и шумную толпу покупателей и продавцов. Вот и амбары - теперь они кажутся низенькими и нестрашными, не то, что ночью. Пробежать между ними, выскочить через калиточку в переулок... Так и есть, у самого забора стоял зелёный грузовичок с фанерным кузовом. Из него доносились лай и визг. А рядом, поставив ногу на ступеньку, возвышался тот самый дядька в комбинезоне - теперь Владик рассмотрел, что его физиономия заросла рыжей щетиной, а глаза подпухли. Он мрачно уставился на ребят. Верка от страха онемела, и тогда Владик, набрав полную грудь воздуха, громко сказал:
- Послушайте, отдайте нам Пуську. Вы только что поймали его на Пушкинской. Вот калым!
И разжал ладошку с мятой трёхрублёвкой.
- На Пушкинской? - неожиданно тонким голосом спросил дядька. Это какой же, беленький? Ну-ка, ну-ка...
Он откинул дверцу кузова, схватил сачок - только не тот, огромный, а поменьше и сетчатый, - крутанул им в машине и вытащил Пуську, который болтался кверху лапками в сачке, как рыба в сетке, и - что самое странное - молчал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9