Его ведь допрашивали?
– Допрашивали… Никто не идет за тобой? А впереди никого нет?
– Что он сказал?
– Кто?
– Священник!
– Что плохо знал художника. Общались только по поводу росписи. Плюс он его исповедовал, но здесь тайна исповеди…
– А мне он сказал, что не только знал о существовании Ольги, но еще и слышал, что Ледовских, получив письмо с мышьяком, счел его частью плана по устранению какого-то человека, может быть, и его самого!
– Анюта, они все, получив письмо, сочли его частью плана… Профессор решил, что сын хочет довести его до инфаркта, жена смертельно больного бандита решила, что это шутят конкуренты, сам бандит не сомневается, что кто-то намекает на его прошлые грехи. Есть еще депутат, с которым мы пока не разговаривали, но который уверен, что за ним охотятся политические враги… И все очень убедительны.
– Но погиб из них только один! Значит, его версия может считаться самой обоснованной!
– Ты путаешь причину и следствие. Это ты сама считаешь его версию самой обоснованной именно потому, что он погиб.
– Возможно… – разочарованно сказала Анюта. – Но священник тоже говорил об огромных деньгах! Он даже заподозрил меня в том, что я фиктивная жена Ледовских! Что я женила его на себе, чтобы прикарманить деньги!
– Нет никаких денег… – Левицкий, видимо, зевнул. – Художник был нищим, как церковная крыса.
– Но священник знает об исчезновении денег! Что это было – кража?
– Анюта! Откуда у Ледовских деньги?! Он сирота! Он жил в казенном доме без газа и воды, расписывал церковь за кормежку. Единственное его имущество – муниципальная комната в коммунальной квартире! Теперь она отойдет государству. Все его близкие умерли, когда он был еще ребенком! Ни образования, ни семьи, ничего! Какие деньги? Откуда? Эти ребята выдумывают сами не знают что…
Впереди зашумела, пронеслась огнями электричка. Когда шум стих, стали слышны острожные шаги. Кто-то тихо шел сзади, снег хрустел под его ногами. Сиплое дыхание далеко разносилось в морозном воздухе.
– Ой! – тихо сказала Анюта в трубку. – За мной кто-то идет!
– Посмотри, кто! – крикнул Левицкий. Что-то упало в его кабинете, видимо, он вскочил.
– Я боюсь оглядываться! – пропищала Анюта и тут же припустила по темной улице навстречу освещенной станции.
– Ты бежишь, да? – Левицкий метался в своем кабинете, как тигр в клетке. – Он за тобой гонится? Скажи ему, что я в соседнем доме, что я сейчас выйду! С ружьем!
Но ей было не до беседы. С огромной скоростью она вылетела на платформу, подбежала к кассе единственному месту, где стояли люди, и притормозила только тогда, когда коснулась рукой последнего человека в очереди. Тот, недовольный, отодвинулся.
Только тут Анюта оглянулась на переулок. Он был темным и безлюдным. Кто бы ни шел за ней, его больше не было. Может, свернул в один из дворов? Странно, что не залаяли собаки.
– Все нормально! – задыхаясь, отрапортовала она. – Можешь не выходить из соседнего дома… С ружьем… – От пережитого ей захотелось смеяться.
– Иди в задницу! – заорал он. – Мой следующий инфаркт будет на твоей совести!
…Теперь вагон был пустым и ярко освещенным. За окнами не бежали сосны и заборы, не падал снег, только ее, Анютино, лицо покачивалось, пропадало, вспыхивало в свете проезжаемых станций. Глаза лица были грустными. «Не пора ли мне замуж? – вот что думало это лицо. – Есть что-то жалкое в женщине, одиноко бегущей по темной улице…» Ей не хотелось выходить за разведенного. Но все остальные мужчины были ужасными. «Вот влипла!» – подумала она в стотысячный раз.
Левицкий нашел в глубине стола валокордин (сердце у него, вообще-то, было здоровым), но забыл накапать, задумался. Было что-то ужасное в сегодняшней ситуации. Что-то неправильное и в то же время типичное для его положения… «Как жить дальше?» – думал он. Жену-то тоже было жалко. «Хорошо мусульманам!» – Левицкий вздохнул.
Электричка ехала по заснеженному Подмосковью. Заборы отошли на второй план, появились первые пятиэтажки, потом дома подросли, дороги поднялись на второй уровень. Несмотря на поздний час, заискрилась сварка на станциях.
Далеко позади остался заснеженный поселок с пустыми улицами. Решетчатые окна в церкви почти все погасли. Под сводами снова прошел молодой священник. К нему подбежала старушка в темном, показала, шепча, на человека у икон – тот все бил и бил свои бесконечные поклоны. «Два часа!» – тихо возмущалась старушка. Священник поколебался несколько секунд, но потом строго покачал головой.
«Пусть!» – сказал он.
Пока Аникеев шел по думским коридорам, он встретил кучу знакомых лиц. Разумеется, он этим лицам не был знаком – это они настолько примелькались по телевизору, что казались родственниками. Он чуть шею не свернул, оборачиваясь то на Жириновского, то на Харитонова.
Аникеев немного играл в простачка-дурачка. Высокомерный помощник Александрова сразу расслабился, поверив. Майор рассчитывал, что помощник первым зайдет в кабинет шефа и даст ему краткую характеристику. В ней должно прозвучать: «Недалекий, как все они». Так будет удобнее.
Помощник попридержал его у дверей кабинета, сам вошел, а через пару минут вышел. «Только что здесь Хакамада пробежала!» – доложил ему Аникеев. Тот еле заметно усмехнулся.
Евгений Александров сидел за своим столом и читал какие-то бумаги. Услышав стук двери, он поднял глаза и вежливо улыбнулся, указывая на стул напротив. Вставать депутат, видимо, не собирался. Руку протянул через стол. Пожатие было вялым. «Я сейчас закончу» – сказал он.
Аникеев повозился, усаживаясь поудобнее и заодно разглядывая хозяина кабинета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75