Гренс кивнул охраннику, и тот открыл четырехугольный глазок.
Он лежал на нарах, на спине, с закрытыми глазами. А что еще ему было делать двадцать три часа в сутки на нескольких квадратных метрах, без телевизора, газет и радио?
Эверт Гренс крикнул в глазок:
— Ланг! Вставай!
Тот услышал. Но не пошевелился.
— Давай быстро. Поговорим с глазу на глаз. На пару слов.
Но Ланг не поднялся, только обернулся на крик Гренса, но потом лег на бок, спиной к двери.
Гренс раздраженно захлопнул глазок.
Он кивнул охраннику, чтобы тот открыл дверь. Вошел, встал у порога и попросил оставить их одних.
Охранник колебался. Йохум Ланг был опасным рецидивистом. Поэтому он остался в камере. Эверт Гренс терпеливо пояснил, что берет на себя всю ответственность и, если что-то пойдет не так, это будет целиком и полностью его вина.
Охранник пожал плечами в погонах. Потом вышел и прикрыл за собой дверь.
Гренс шагнул в камеру и остановился в двух шагах от нар.
— Я знаю, что ты меня слышишь.
— Отвали, Гренс.
Последний шаг. Теперь он мог до него дотронуться, но вместо этого схватился рукой за край нар и стал их трясти так, что Ланг вскочил.
Они стояли совсем рядом.
Почти одного роста, они сверлили друг друга взглядом.
— На допрос, Ланг. Пошли.
— Да пошел ты…
— У нас есть кровь. Есть ДНК. У нас есть свидетель. Теперь ты сядешь. За мокруху.
Всего десяток сантиметров. Между лицами.
— Слушай, Гренс, твою мать. Я понятия не имею, что за пургу ты гонишь, но ты-то раскинь мозгами. Меня взяли потому, что ваши убрали от больницы все машины. Только поэтому.
Эверт Гренс улыбнулся, обнажив желтые клыки:
— Напрасно отпираешься. Я на все пойду, чтобы ты полировал нары, пока не сдохнешь.
Трудно сказать, в ком из них было больше ненависти.
Каждый впивался в другого взглядом, словно хотел проникнуть ему в душу.
Ланг понизил голос. Когда он заговорил, Гренс почувствовал его дыхание:
— Я больше на допрос не пойду. Так-то вот, Гренс, мать твою. Если ты или кто другой сюда явится, чтоб потянуть меня на допрос, клянусь — я так его отделаю, как я это умею. Я тебя предупредил. А теперь катись отсюда. И дверь закрой за собой.
Свен Сундквист позвонил домой и попытался объяснить, почему он сорвался из дома среди ночи, почему оставил на подушке записку, а не разбудил ее перед уходом. Анита переживала, ей не нравилось, что он нарушил давнее обещание: когда-то они поклялись никогда не исчезать вот так, не объяснив куда. Разговор закончился ссорой. Свен поступил, как считал нужным, хотел сделать как лучше, а получилось только хуже. Он решил немедленно вернуться домой и, так и не совладав с раздражением, гнал машину, правда, недолго — до пробки у Шлюзов. Он уже миновал нелепые огромные суда у терминала Викинга-Линье, когда ему позвонил Ларс Огестам и, понизив голос, попросил приехать к нему в прокуратуру, чтобы переговорить с глазу на глаз, лучше после работы, когда в конторе будет мало народу.
Свен Сундквист остановил машину, перезвонил Аните, и вышло только хуже. Она бросила трубку, и он остался один в городе, не зная, куда Деться до встречи с Огестамом. Переждать надо было всего пару часов, но Свену казалось, что целую вечность.
Вечер был великолепный. Теплый, какими иногда бывают июньские вечера. Он медленно прогулялся до улицы Кроноберг, потом сделал круг по Королевскому острову. До него доносились звуки музыки и запахи: рестораны вновь выставили столики на тротуары, он проходил мимо, в самой гуще жизни. Улыбнуться бы, раствориться в ней, но он едва ее замечал.
Он начинал уставать.
Ночь была длинной, а день оказался еще длиннее.
Он не мог больше думать про видеопленку и про ту тухлую правду, которую теперь скрывал.
Чего Огестаму от него нужно?
Хочет продемонстрировать свою лояльность?
Он слишком устал. Наверняка тут кроется что-то еще. Но он никак не мог сообразить. Не сейчас.
Они встретились на Королевском мосту сразу после восьми. Ларс Огестам ждал его у главного входа. Выглядел он как обычно: челочка набок, костюмчик, сверкающие ботинки. Он пожал Свену руку и открыл входную дверь своей карточкой. Поднимаясь в лифте, они не произнесли ни слова. Просто стояли рядом и ехали наверх. Разговор был впереди.
Вышли на девятом этаже. Ларс Огестам распахнул дверь своего кабинета. Свен вошел и скользнул взглядом по городу, панорама которого открывалась из окна. Ночная тьма потихоньку сменяла день.
У письменного стола стояли два стула для посетителей. Свен уселся на один из них. Огестам извинился, вышел в коридор и через пару минут вернулся с подносом, на котором были две чашки кофе и нарезанный ломтиками кекс. Он поставил все это на стол рядом с двумя толстенными папками.
— Сахар?
— Молоко.
Видно было, что Огестам делает все, что в его силах, чтобы не нагнетать обстановку и снять напряжение, которое чувствовали они оба. Но получалось плохо. Оба они знали, что сидят здесь не для того, чтобы жевать кекс, к тому же было поздно, все давно разошлись по домам. А говорить им предстояло на тему, требующую доверия и уверенности в том, что сказанное не покинет этих стен.
— Я плохо спал сегодня.
Огестам потянулся, словно хотел показать, что и вправду устал.
«Я тоже, — подумал Свен. — Я вообще не спал. Эта проклятая кассета и Эверт… я до сих пор не знаю, не об этом ли ты хочешь поговорить».
— Я лежал и думал о вашем друге. Друге и коллеге. Эверте Гренсе.
Только не сейчас. Не надо.
— Мне надо поговорить с вами, Свен. Тут что-то не сходится.
Огестам откашлялся, сделал такое движение, будто хотел встать, но продолжал сидеть:
— Вы знаете, что мы с ним друг друга недолюбливаем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94