Дебра приблизилась к вольерам. Взгляд ее задержался на ярком оперении попугайчиков и канареек, которые, казалось, приветствовали ее своими криками и щебетом, затем она осмотрела крыши домиков-клеток, изумительно сделанных из щепочек, имитирующих черепицу. Было очевидно: профессор Симпсон вкладывал душу в свои сооружения.
— Все это собрано из стерженьков, — прокомментировал Кейт Симпсон, радуясь интересу, проявленному посетительницей к его работе. — Вообще-то самое трудное — найти материал. Для этого я мобилизовал всех деревенских ребятишек, устроил своеобразный рынок: я даю каждому любую понравившуюся книгу, весящую столько же, сколько весит его товар.
— Довольно честный товарообмен! — одобрил Питер, в свою очередь, подходя к клеткам. — И в самом деле, все эти птичьи домики так здорово сделаны, что восхищение покойной нисколько меня не удивляет.
— Да, но все обычно привыкают к ним. А вот миссис Гарднер — нет. Она души не чаяла в птичьем пении. Вообще она любила все красивое, а жизнь любила как-то особенно. Главной ее страстью были цветы и поэзия. И к тому же она была лучшей клиенткой нашего садовода, мистера Аверила. Уж раз-то в неделю всегда приходила к нему за овощами, полюбоваться его цветами… И это несмотря на сверкающую всеми красками «Могилу Адониса», жемчужину ее владений. Кстати, весь ее дом был садом, включая веранду и особенно ее комнату, укромный уголок, где миссис Гарднер любила уединяться. По ее словам, цветы пахли там так, что временами у нее даже болела голова.
В своем уголке она черпала и вдохновение для своих стихов, таких же завораживающих и мелодичных, как пение канареек… Бальзам для слуха и души… Я имею право так говорить, потому что хорошо разбираюсь в поэзии.
— У вас есть ее стихи?
— Увы, нет! Миссис Гарднер была довольно сдержанна, когда речь заходила об этом. Я просто хочу сказать, что она никому не показывала их. Возможно, тому причиной застенчивость. Но иногда она читала их мне потому, без сомненья, что ценила мои отзывы. Читала она очень хорошо, проникновенно, а то, что она сама была красива, придавало поэзии особую прелесть.
Кейт Симпсон ненадолго замолк. На губах его застыла мечтательная улыбка; он весь углубился в созерцание одной из своих певуний, разразившейся мелодичными трелями.
— Смерть ее показалась мне несправедливой, — продолжил он. — Я недоумевал, почему Создатель призвал к себе такую очаровательную и жизнерадостную женщину, страстно влюбленную в жизнь. Правда, ее последние дни были, по-видимому, омрачены ужасным характером мужа. Но начнем с того, что предшествовало этому…
Я вам еще не говорил о Яне Гарднере… Он был родом из этих мест и уже собирался покинуть их после смерти своих родителей. Это случилось в сорок пятом, когда он вернулся с войны. Тогда-то он и познакомился с Виолеттой, решил остаться и купил «Могилу Адониса» — дом был выставлен на продажу, — чтобы укрыть там от всех свое счастье… По крайней мере именно так говорили молодые супруги. Виолетта была не из Марфорда, но благодаря своему легкому характеру она очень быстро вписалась в деревенскую жизнь. Первые два года они прожили душа в душу. Счастье их оказалось, если можно так выразиться, заразительным. Казалось, вся деревня похорошела от одного лишь присутствия Виолетты.
Полагаю, все начало разрушаться, когда Ян сменил профессию. Он нашел себе должность торгового агента, связанную с частыми отлучками. Стал раздражительным, вспыльчивым, иногда даже грубым, и после его возвращения из очередной командировки в доме обычно вспыхивали ссоры. Как говорили их соседи, последние недели перед драмой были особенно невыносимыми. Виолетта очень страдала, но молчала, за нее говорили глаза. Ян тоже казался очень удрученным, подавленным, он больше не доверял своей жене. Всем казалось, что его мучают угрызения совести.
— Он пил?
— Нет, не больше, чем все. В начале лета сорок девятого все почувствовали, что грядет что-то плохое, тем более что зима была трудная… В Марфорде умерли несколько человек, и деревня была в трауре. А потом пришел тот августовский день, унесший от нас красавицу Виолетту. Муж не убил ее в приступе ярости, как думают многие. До этого дня они, можно сказать, почти не ссорились. Ян поступил хитрее, тщательно подготовив преступление. Он обеспечил себе такое железное алиби, что сбил с толку следователей.
— Стало быть, по-вашему, вина его несомненна? — спросил Питер.
— Да, — ответил хозяин дома после недолгого размышления. — Да, потому что не знаю никого, кто бы мог замыслить зло против этой очаровательной женщины.
Питер пригласил Дебру пообедать в одной из гостиниц в окрестностях. Они предпочли временно уехать из деревни, подальше от нескромных ушей. Похоже, их собственные проблемы отошли на второй план перед тайной смерти Виолетты Гарднер.
— Что до меня, то, думаю, муж не так уж и виновен, как считают, — заявил Питер, задумчиво поглаживая щеку, после того, как им подали кофе.
— Либо преступление совершено по его наущению, либо нет, — обманчиво любезным тоном заметила Дебра. — К тому же мне кажется, делать выводы рановато.
— Разумеется, нужно сперва послушать, что скажет полковник Хоук.
— А это важно?
— Да… Еще предстоит разговор с владельцем дома.
— Вы все-таки решили купить его? Уверены?
— Больше, чем когда-либо!
Дебра поставила пустую чашку и посмотрела ему прямо в глаза:
— Вы игрок, не так ли? Не только хотите испытать судьбу, но и решить эту загадку, оставшуюся без ответа.
Питер улыбнулся:
— Вижу, вы проникли в суть моего характера.
— О! Заслуги здесь нет:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64