Но разве реальность постигается внешними действиями и контролем? Хотя, конечно, внешняя простота, отказ от комфорта необходимы, но откроет ли этот жест дверь в реальность? Увлечение комфортом и успехом отягощает ум и сердце, а нам необходима свобода для путешествия. Но почему нас так волнуют внешние жесты? Почему мы так рьяно решаемся на внешнее выражение нашего побуждения? Страх ли это самообмана или того, что могут другие сказать? Почему мы хотим убедить себя в собственной честности? Разве вся эта проблема не содержится в нашем стремлении быть уверенными, убежденными в важности нашего становления?
Желание быть – это начало сложности. Ведомые вечно усиливающимся желанием быть, внутренним или внешним, мы принимаем или отрекаемся, поддерживаем или отрицаем. Понимая, что время обворовывает нас, мы примыкаем к бесконечному. Эта борьбы за бытие, положительное или отрицательное, через присоединение или отторжение, никогда не окончится с помощью внешнего жеста, дисциплины или практик. А понимание этой борьбы принесет естественно и спонтанно свободу от внешнего и внутреннего накопления противоречий. Реальность нельзя постичь отторжением. Она недосягаема никакими средствами. Все средства и цели – это форма привязанности, они должны прекратиться ради бытия реальности.

Грани индивидуума

Он пришел навестить нас, окруженный своими учениками. Все они были разными: преуспевающий и бедный, высокопоставленное государственное лицо и вдова, фанатик и молодой человек с улыбкой. Они были приятной и счастливой компаний. На белых стенах дома плясали тени. В густой листве визжали попугаи, мимо с шумом пронесся грузовик. Молодой человек был нетерпелив и настаивал на важности роли гуру. Остальные соглашались с ним и восторженно улыбались, когда он доходчиво и объективно доказывал свою точку зрения. Небо было ярко-голубым, орел с белым опереньем на шее кружил прямо над нами, на расстоянии взмаха крыла. День был прекрасным. Как же мы разрушаем друг друга – ученик гуру, а гуру ученика! Как мы приспосабливаемся, отдаляемся, чтобы снова обрести форму! Из сырой земли птица тащила длинного червя.
Мы множество, а не один. Одно не начинает существовать, пока множество не прекратит быть. Шумное множество воюет друг с другом днем и ночью, а эта война – боль жизни. Мы уничтожаем одного, но на его месте возникает другой. И этот кажущийся бесконечным процесс и есть наша жизнь. Мы пытаемся подсунуть одно вместо множества, но одно вскоре становится множеством. Голос множества – это голос одного, и этот единственный голос начинает властвовать. Но он является все еще множеством голосов. Мы – это голос множества, но мы пытаемся услышать тихий голос одного. Множество никогда не сможет обнаружить одно.
Наша проблема состоит не в том, как услышать в нас голос одного, но как понять композицию и состав множества, кем мы являемся. Одна грань множества не может понять множество. Одна сущность не может понять множество сущностей, кем мы являемся. Хотя одна грань пытается контролировать, воспитывать, формировать другие грани, ее попытки самоотграждают и сужают. Целое нельзя понять через часть, поэтому мы никогда не понимаем. У нас никогда нет представления о целом, мы никогда не осознаем целое, потому что мы слишком заняты частью. Части делятся и становятся множеством. Для осознания целого, противоречия множества, должно быть понимание желания. У хотения есть только одна деятельность желания, хотя у него появляются варьирующиеся и противоречивые требования, преследования, но все это – результат желания. Желание нельзя возвеличивать или подавлять, оно должно быть понято без того, кто понимает. Если сущность, которая понимает, присутствует, тогда это все еще сущность желания. Понимать без переживающего означает освободиться от одного и множества.
Вся деятельность одобрения и опровержения, анализа и принятия только укрепляет переживающего. Переживающий никогда не сможет понять целое. Переживающий является накопившим прошлое, а в тени прошлого нет понимания. Зависимость от прошлого может предложить способ действия, но искусственное создание средства понимания еще не понимание. Понимание идет не от ума, не от мысли. Если мысль приучена к молчанию, чтобы улавливать то, что не от ума, тогда то, что переживается, есть проекция прошлого. При осознании всего этого процесса появляется молчание, не исходящее от переживающего. И только в этом молчании возникает понимание.

Сон

Стояла холодная зима, и деревья были без листьев, выставив свои голые ветви небу. Вечнозеленых деревьев было очень немного, но даже они чувствовали холодные ветры и морозные ночи. Вдалеке высокие горы были окутаны тяжелым снегом, а над ними висели белые волнистые облака. Трава была коричневой, так как дождя не было в течение многих месяцев, а весенние ливни прольются еще нескоро. Земля была дремлющей и залежалой. Не было никакого радостного движения гнездящихся птиц в зеленых оградах, а тропинки были утоптанными и пыльными. На озере плавало несколько уток, остановившихся на своем пути к югу. Горы таили в себе обещание новой весны, и земля о ней грезила.
Что случилось бы, если бы сон был неведом нам? У нас бы было больше времени, чтобы бороться, интриговать, причинять вред? Были бы мы более жестоки и безжалостны? Было бы больше времени для смирения, сострадания и бережливости? Были бы мы более находчивыми? Сон – странная вещь, но необычайно важная. Для большинства людей дневные события продолжаются в их ночной дремоте. Их сон – продолжение их жизни, унылой или восхитительной, продление на ином уровне той же самой бесцветности или бессмысленных раздоров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15