Большую часть
времени братья проводили порознь. Пока Джон бродил по окрестностям долины,
Дэвид оставался на ферме, к великой радости деда.
На исходе второй недели теплым пасмурным днем дед с внуком
отправились к реке. На ходу старик то и дело срывал пшеничные колоски и
внимательно изучал их, держа на вытянутых руках - он страдал
дальнозоркостью. Мальчик наблюдал за ним.
- Похоже, будет отменный урожай, - сказал Беверли, - если, конечно,
глаза меня не подводят.
Рядом бурлила река.
- А мы еще будем здесь, когда созреет урожай? - спросил Дэвид.
- Не знаю. Может, и будете. А ты сам-то хочешь?
- Очень, дедушка!
Они замолчали, лишь грохот волн тревожил тишину. Старик задумчиво
смотрел на долину. Полтора столетия возделывал ее род Беверли.
- Почему бы нам не узнать друг друга получше? - сказал он,
повернувшись к внуку. - Скажи, ты хотел бы стать фермером в долине, когда
вырастешь?
- Больше всего на свете.
- Тогда все это будет твоим. земле нужен только один хозяин, а твой
брат, как мне кажется, не в восторге от такой жизни.
- Джон хочет стать инженером.
- Наверно, нельзя так говорить, но я не представляю, какая другая
жизнь может доставлять столько радости. Это очень хорошая земля.
Развернешь собственное дело. Не жизнь, а сказка. На Верхнем Лугу с
древности сохранилось несколько каменных плит. Под землей. Говорят,
когда-то долина служила крепостью. Тебе, конечно, вряд ли придется
обороняться здесь против пуль и аэропланов. Но знаешь, всякий раз, когда я
выхожу из долины, у меня возникает странное чувство. Будто невидимая дверь
затворяется за спиной.
- Я тоже почувствовал, - сказал Дэвид.
- Мой дед, - продолжал Беверли, - настоял, чтобы его похоронили
здесь. Они были против. Черт бы их подрал! Каждый человек имеет право быть
похороненным в своей собственной земле.
Он посмотрел на зеленые всходы пшеницы.
- Только смерть может разлучить меня с долиной.

На следующий день, вдоволь насладившись вершинами холмов, Джон
спускался в долину.
Бурлящий стремительный речной поток стискивал южные склоны. Вдруг
Джон заметил в скале расщелину. "Вот здорово! Это наверняка пещера", -
подумал он, и решил во что бы то ни стало добраться до нее. Мальчик
спускался быстро, ловко, но осторожно. Смышленый и юркий, Джон вовсе не
был безрассудно храбрым.
Вот, наконец, и трещина. До темного водоворота реки - футов
пятнадцать. Правда, Джона ждало разочарование - никакой пещеры не было,
трещина да и только. Прямо над кромкой воды нависал большой камень, что-то
вроде выступа. "А что если попробовать забраться туда и посидеть, свесив
ноги в воду? - вдруг подумал Джон, - Конечно, не так интересно, как
пещера, но все-таки - какое-никакое, а приключение".
Джон осторожно опустился на четвереньки, и стал ползком подбираться к
краю выступа. Внизу рычала и грохотала река. Когда он был почти у цели,
оказалось, что камень - весьма ненадежная опора, слишком мало места. Но -
не отступать же на полдороге? Джон решил: "Опущу в воду только одну ногу".
Он скорчился в неудобной позе, чтобы расстегнуть сандалию и вдруг... Нога
скользнула по мокрому камню, Джон судорожно попытался удержаться, но
схватиться было не за что. Он сорвался вниз, и свирепые, холодные даже в
разгар лета воды Лепе захлестнули его.
Джон неплохо плавал, но бороться с неистовым потоком было
бессмысленно. Течение волокло его вниз, к глубинам канала. Этот канал река
промыла за сотни лет до того, как Беверли, да и вообще кто-либо,
поселились на ее берегах. Волны вертели мальчика, точно камешек. Джон не
чувствовал ничего, кроме величественного могущества реки и своего
прерывистого пульса. Внезапно он увидел, что тьма вокруг ослабевает,
уступая солнечным лучам. Свет пробивался сквозь воду - стремительную, но
уже не столь глубокую. Сделав отчаянное усилие, Джон вынырнул и, судорожно
вздохнув, увидел, что находится почти на середине реки. Долина кончилась.
Отсюда течение немного успокаивалось, и Джон, собрав последние силы,
поплыл к берегу. "Надо же, как далеко унесло, - подумал он, - и как
быстро". Вдруг мальчик услышал скрип повозки, а чуть погодя - голос деда.
- Эй, Джон! Купаешься?
Ноги мальчика, наконец, коснулись дна, и он медленно, спотыкаясь,
побрел к берегу.
- Ты весь дрожишь, парень! Что, сорвался? - спросил Беверли, помогая
внуку забраться в двуколку.
Запинаясь и едва дыша от усталости, Джон рассказал, что с ним
случилось. Старик выслушал, не перебивая.
- Похоже, ты в рубашке родился, - сказал он, когда мальчик закончил.
- Тут и любой взрослый не справился бы. Так говоришь, ты почувствовал дно
еще на глубине? Когда-то мой отец рассказывал об этой отмели на середине
Лепе, но никто не пытался это проверить.
Он взглянул на мальчика - Джон трясся, как в лихорадке.
- Заболтался я совсем! Тебе же надо вернуться домой в сухой одежде.
Давай-ка, Ручеек!
Старик немного сердился, и Джон торопливо проговорил:
- Дедушка, ты ведь не скажешь маме, правда? Пожалуйста!
- Как же не сказать? Она и сама увидит. Ты промок до костей.
- Я высохну... на солнце.
- Высохнешь, только не на этой неделе. Погоди-ка... Ты не хочешь,
чтобы мама узнала о твоих подвигах? Боишься, заругает?
- Да.
Их глаза встретились.
- Ну хорошо, парень, - сказал дед. - Есть один выход. Поедем-ка мы с
тобой на ферму Хилленов. Должен же ты где-нибудь высушиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55