Вначале Симон приходит в ярость, но ему становится известно, что Рене буквально вытащил из нищеты его жену и дочь, и это несколько примиряет его с действительностью. Обуреваемый сложными чувствами, матрос принимает благородное решение: назваться братом Симона и снова уехать скитаться по свету.
Щепкину был чрезвычайно мил и близок этот простой, грубоватый человек с нежным, любящим сердцем. Ему мучительно тяжело уезжать из мест, куда он стре­мился в течение долгих лет скитаний и плена. Но любовь к людям побеждает эгоистическое и такое понятное желание личного счастья:
Безумец!.. Ты забыл, что время,
Как шквал, рвет жизни паруса...
Когда актер декламировал эти строки, многие сидя­щие в зрительном зале не могли сдержать слез.
Об исполнении Щепкиным роли матроса много писали в то время, все отмечали большую актерскую удачу. Вот отрывок из одной рецензии: «Перед нами вышел бодрый, свежий старик в синей матросской курт­ке, в красном жилете со светлыми металлическими пуго­вицами, с клеенчатой шляпой и сумкой. Щепкин был хорош в этом наряде! Да, между этим матросским кос­тюмом и самой физиономией старика было что-то об­щее, какое-то целое, которое чувствуется, но не пере­дается... Мы никогда не забудем того теплого, кроткого выражения, с каким были пропеты эти чудесные про­стые стихи возвращения:
Отчизна дорогая, Тебя я
вижу вновь! Все та же
жизнь простая, Те ж
ласки и любовь!»
Другие актеры тех лет, выступая в водевилях, пользовались приемами условной, классицистической игры, но Щепкин умел так проникнуть в образ, что ему удавалось и здесь передавать правду жизни, правду характера и тем самым закладывать первые ростки реализма на сцене.
Позднее, когда талант его развернется широко и он раскроет перед московскими зрителями гениальную суть великих пьес Грибоедова и Гоголя, Пушкина и Шекспира, Мольера и Тургенева, он нет-нет да и вер­нется к своим ранним водевильным ролям, например таким, как роль уже знакомого нам матроса.
Интересны щепкинские роли на московской сцене в водевилях и комических операх, отражавшие украин­ский национальный характер. До Щепкина никакому иному актеру не удавалось на сцене Большого Пет­ровского или Малого театров показать черты нацио­нального характера своего героя. Именно со Щепкиным пришли на московскую сцену живые образы просто­душных, смешливых, легких на прибаутку украинских простолюдинов.
Щепкин сыграл немало ролей украинского реперту­ара, но, пожалуй, самыми удачными и любимыми были для него роли из комических опер «Наталка-Полтавка» и «Москаль-чаривник».
«Верх торжества Щепкина - это была роль мало­российского казака. Искусство здесь доведено до такой высокой степени, что его трудно различить с природою. Вы видите перед собой не актера, но живое лицо мало­российского казака в натуре, со всем его складом, мане­рами, ухватками, с его лукаво-простодушною физиономиею, с его неповоротливой ленью, которая прогляды­вает во всех движениях даже в те мгновения, когда ка­зак, что называется, расходился и пускается в пляс. Как мастерски пропел этот казак песню:
3 того часу, як женився,
Я николи не журився».
Так писалось в рецензии об исполнении Щепкиным роли Чупруна в «Москале-чаривнике».
Яркий народный характер человека доброго, но при этом себе на уме, рисует Щепкин в своем Макогонен-ке из «Наталки-Полтавки».
Вот как высказывался Серов в письме к В. В. Стасо­ву по поводу щепкинской игры в «Наталке-Полтавке»: «Макогоненко хитер, как лиса, но при всем том добрый человек, du fond du coeur. И эта смесь в характере тре­бовала именно щепкинского искусства! Еще он поет тут две песни... Этими песнями Щепкин много бы тебя порадовал, сколько он в них вложил глубокой правды».
Известно, что великий актер включал в концертные программы, с которыми выступал не только в Москве, но и во многих российских городах, песни, диверти­сменты из «Наталки» и «Москаля»; зрители неизменно принимали их аплодисментами, не отпуская Щепкина со сцены, пока он несколько раз не повторит того или иного отрывка. Был случай, когда зрители заставили его спеть подряд пять раз песню из «Наталки-Полтав­ки» «Дид Рудый».
С каждым годом репертуар артиста пополнялся но­выми ролями, и над каждой ролью он подолгу работал, желая раздвинуть ее рамки, привнести в игру что-то новое, свое, собственный жизненный опыт, собственные понятия о том или ином явлении.
Интересно, что для щепкинского таланта в большой мере были характерны чувствительность и огонь. Но Щепкин, как актер волевой, умный, думающий, умел, где нужно, и притушить эмоциональные всплески.
А чего стоило ему, пишет Аксаков, «выработать свое произношение до такой чистоты и ясности, что не­смотря на жидкий, трехнотный голос шепот Щепкина был слышен во всем Большом театре».
Чрезвычайно широк был круг общения Щепкина. Среди его московских друзей мы встречаем не только знакомых уже нам Кокошкина и Верстовского, С. Ак­сакова, Загоскина, Писарева, Шаховского - корифеев московского театра, но и крупнейших русских- писате­лей, выдающихся мыслителей, критиков, публицистов.
В доме Щепкина, известном всей Москве (ныне дом № 16 по улице Ермоловой), бывали Пушкин и Гоголь, Белинский и Герцен, Грановский, Тургенев, Островский, Аксаковы... Дружеские встречи, многочасовые споры происходили и на даче Щепкина в Химках.
Немало было у Щепкина товарищей и в Обществе любителей российской словесности, в работе которого он принимал активное участие, и в Московском универ­ситете.
В течение ряда лет, начиная с 1831 года, Михаил Се­менович вел в Москве, в театральной школе, драмати­ческий класс и уроки художественного чтения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48