Чтобы человек сам написал о себе в карточке всю правду – в это трудно поверить.
– Во всяком случае, мне ясно одно – вы именно тот человек, который мне нужен…
– Ну и…
– Человек, который мне нужен. Что же еще?
Женщина, сжав губы, подавляет вздох и, откинувшись на спинку стула, смыкает колени. Изменение положения смягчило ее несколько угловатую фигуру.
– Все это потому, что вы человек совсем неприспособленный… И не особенно прозорливый. Правда? Я прекрасно поняла, что вы очень чистый, наивный человек. Вот почему, основываясь только на этом…
– Чепуха. – Мужчина подносит огонь к сигарете, зажатой в зубах женщины. – Вам известно, какую работу в фирме я выполняю?
– Если верить заполненной вами карточке, исследуете косметические товары.
– Исследую фальшь.
Женщина первый раз от души рассмеялась. Курила она весьма умело.
– Я не могу не питать доверия к человеку, прививающему мне чувство юмора!
Мужчина чуть склоняет голову набок, тушит сигарету и вопросительно смотрит на женщину.
– Вы знаете, что такое косметические товары? Для тех, кто работает в отделе рекламы, это, возможно, предметы, придающие женской коже красоту. Для нас же, работников технического отдела, – все иначе. Для нас косметические товары – это жиры и полимеры, которые не вызывают явных побочных явлений и могут дешево выпускаться в большом количестве.
– Вы говорите ужасные вещи.
– Вам так кажется?
– Может быть, вы и правы, но все же… – Женщина выливает в дымящуюся пепельницу несколько ложек растаявшего мороженого. – Ваши слова оставляют какое-то неприятное чувство, это безусловно.
– Меня же все это не особенно волнует. Я старательно занимаюсь исследованиями, не испытывая ни малейших угрызений совести. Потому-то я и не высказываю никакого недовольства по поводу смога. Вы говорите, я наивен… Я хочу, чтобы с самого начала между нами не было никакой недоговоренности. Да, я человек, знающий, что такое фальшь, человек, погрязший в этой фальши.
– Слишком нервный вы…
– Это я-то нервный, я, убийца?
– Убийца?
– Восемнадцать человек – это я точно помню. И меня ни разу не мучили по ночам кошмары.
Женщина прикуривает, глубоко затягивается, чуть задерживает дыхание и медленно выпускает дым в потолок.
– Значит, предложение мне делает одно из тех чудовищ, о которых пишут в еженедельниках?
– Может быть, вас это огорчит, но чудовище – самый обыкновенный бывший солдат.
– А-а, так это вы о воине…
– Вы считаете, что, если убивают на войне, это вполне естественно?
– На войне речь может идти лишь о законной обороне.
– Только в мирное время существует такое понятие, как превышение предела необходимой обороны, то есть любую оборону обязательно снабжают, так сказать, предохранительным клапаном. А на войне нападение – лучший вид обороны. То есть война – узаконенное превышение предела необходимой обороны.
– Я вовсе не намерена оправдывать войну.
– Почему? А вот я, например, не собираюсь выступать против войны. Хоть я и говорю: убийца, убийца, а ведь речь-то идет о сущем пустяке – всего каких-то восемнадцать человек. К счастью или несчастью, я был простым солдатом, да и стрелял плохо. Ну ладно, поглядите-ка в окно. В этой толпе прохожих полно летчиков, артиллеристов, которые действовали в прошлом весьма успешно. А если не они сами, то их братья или дети. У кого же из этих людей повернется язык осуждать меня?
– Ни у кого, естественно. Да и не должны осуждать.
– По той же причине и я не осуждаю.
– Кажется, я понимаю. Вернее, начинаю понимать, почему вы так долго оставались одиноким.
– Я бы предпочел, чтобы вы поняли, почему я собираюсь расстаться с одинокой жизнью.
– Мне очень хочется понять, но…
– Я же говорю, что вы человек, который мне нужен.
– Я не настолько самоуверенна.
– Я в этом не сомневаюсь.
– Мы с вами люди неприспособленные. Я прекрасно поняла, что вы легкоранимый, мягкий человек… И все-таки, почему я вам необходима – не объясните ли вы мне конкретнее и яснее. Вы согласны? Мы ведь встретились с вами, будучи людьми уже сформировавшимися…
– Вы правы. Можно объяснить вполне конкретно. Если бы мое решение было продиктовано минутным порывом, разве стал бы я прибегать к картотеке брачной конторы? Нет, мое решение вполне конкретно. Оно так же конкретно, как вот этот стол или эта пепельница.
– Благодарю, вы очень любезны… Но у меня угловатый подбородок – как у мужчины, некрасивые уши, а губы злые…
– Но зато вы прекрасно разбираетесь в воспитании детей. Это, как я увидел, ваше призвание.
– Вы действительно похожи на большого ребенка. – Женщина весело смеется. По ее виду не скажешь, что она недовольна разговором, напоминающим блуждание в лабиринте. – Но между ребенком и взрослым, похожим на ребенка, – большая разница.
– Я говорю именно о детях. Разве вы лишены чувства долга перед детьми, которых надо спасти, вырвать ил этого мира, превращающегося под тяжестью смога в нефтеносное поле?
Женщина сползла вниз, еще выше подняла сведенные вместе колени – поза несколько вызывающая.
– По-моему, у вас все задатки стать верующим. Я же в бога не верю и поэтому считаю, что детей, даже нежно любимых, нужно растить в естественных условиях. Да и педагогика отрицает воспитание в стерильной среде. Во всяком случае, поскольку речь идет о замужестве, я должна в первую очередь подумать о себе.
– Вы хотите сказать, что вас не волнует, если наши дети окажутся в самом очаге эпидемии, охватившей людей?
– Наши дети?
– Разумеется, именно наши дети. Я не такой альтруист, чтобы делать вам предложение ради желания усыновить чужих детей.
1 2 3 4 5