– Я должен мчаться на вокзал, а она всегда нервничает, когда я уезжаю, оставляя ее одну.
– Я совсем не нервничаю. С чего ты это взял! – сказала Хелена со злостью, настолько непропорциональной предмету разговора, что всех это должно было удивить. Всех, но не Ксенжака.
– Видите, – сказал он, – она уже нервничает. Она не может оставаться одна, потому что ей не с кем говорить. Больше всего на свете она любит говорить. Если рядом нет человека, с которым она может разговаривать, то… то…
Он не знал, что сказать.
– То она молчит, – закончила Агнешка, усмехнувшись.
Мне не понравилась эта усмешка. Хелена пожала плечами, словно решила, что продолжать этот диалог бесполезно. Ксенжак глупо улыбнулся. Он чувствовал: здесь что-то не так, но что именно, не знал.
– То она молчит, – повторил он. – Да, да, молчит.
– Пусть Марек и Хелена идут к Артуру вдвоем, – сказала Агнешка, – я должна возиться с несчастной теткой.
– Я и не знал, что ты разводишь такие церемонии с родственниками. Или ты надеешься получить наследство?
Я сказал это вызывающе, неизвестно зачем и тотчас пожалел об этом. Но Агнешка спокойно приняла мой вызов.
– Ты просто глуп, – сказала она, – если не смог сделать такой пустяк, как получить автограф, лучше не пытайся острить. Я постараюсь побыстрей сплавить тетку и приду к Артуру. Думаю, вы как-нибудь обойдетесь без меня.
Последней фразой она дала понять, что ей все известно.
– Дорогие мои, – сказал Ксенжак, – я опаздываю. Давайте, по крайней мере, сдвинемся с места!
Он остановил такси.
– Поезжайте, – сказала Агнешка, – мне в другую сторону.
Прежде чем я успел ей что-нибудь сказать, она повернулась и пошла. Я крикнул ей вслед:
– Агнешка!
Но она не услышала или сделала вид, что не слышит.
– Марек, – сказал Ксенжак в такси, – мы наговорили друг другу массу глупостей сегодня и вообще за последние дни. А теперь давай поговорим без истерики, как мужчина с мужчиной.
– Чего ты от него хочешь? – воскликнула Хелена, которая сидела рядом с шофером. – Что ты к нему привязался? Ему не о чем с тобой разговаривать.
– Хелена, – сказал Ксенжак, – ты в самом деле ведешь себя сегодня глупо. Ты, наверно, больна. В чем, собственно, дело? Впрочем, не важно. Марека это не интересует. Будь добра, не мешай нам, пожалуйста. Послушай, Марек, ты прекрасно знаешь, что я еду в Варшаву и по твоему делу. И тебе известно, что необходимо наконец…
– Эдвард, я вел и продолжаю себя вести глупо по отношению к тебе, – сказал я, – прошу, не сердись на меня. Но давай не будем больше говорить об этом. Я не буду участвовать в мемориале.
– Марек, одно слово…
– В мемориале я участвовать не буду и, как только развяжусь со своими клубными обязательствами, вообще оставлю спорт.
– Бросить спорт?! Да ты что! Ведь это – основа твоей жизни.
– Именно поэтому. И еще потому, что я никому не хочу быть обязанным.
– А перед кем ты чувствуешь себя обязанным?
– Не будем говорить об этом.
Ксенжак, подавленный, замолчал. У меня было скверно на душе, но я ничего не мог поделать с собой. Хелена что-то недовольно бубнила себе под нос.
Такси свернуло на улицу Святого Яна и подъехало к дому Артура. Мы с Хеленой вышли, а Ксенжак, который ехал на вокзал, неожиданно повеселел, поддавшись порыву здорового оптимизма.
– А я уверен, – сказал он, садясь рядом с шофером, – что ты будешь стартовать в мемориале. Мне известно, какое у тебя переменчивое настроение. Любая мелочь повергает тебя в уныние и расхолаживает. Ты – мимоза. Нежнейшая мимоза на свете. Не спорт ты не бросишь и будешь стартовать в мемориале. Хелена! Ну, Хелена, хочешь, поспорим, что Марек будет стартовать в мемориале?
– Да оставь ты меня в покое! – воскликнула Хелена и, схватившись обеими руками за голову, вбежала в подъезд.
Такси с повеселевшим Ксенжаком укатило. Я поплелся к дому, приготовившись к новой тягостной сцене. На этот раз с Хеленой, которая явно вышла из себя. Однако с женщинами никогда не знаешь ничего заранее. Когда я входил в подъезд, Хелена с озорным криком выскочила из-за двери, словно желая меня напугать. Она прыгнула мне навстречу и прижалась к моей груди, держась за лацканы. В темноте поблескивали ее веселые глаза.
– Наконец-то мы одни, – сказала она и рассмеялась. – Мужья ужасные зануды!
– Хелена, ты заметила, что Агнешка обо всем догадывается? Я уверен, она что-то замышляет.
– Тебе кажется, дорогой. А потом, что она может замышлять? Мне не хочется сегодня ни думать об этом, ни говорить. Хорошо, что мы вместе, мне хочется повеселиться, выпить и потанцевать. С тобой. Мне страшно хочется танцевать с тобой.
– А я тебе говорю, Агнешка что-то замышляет. Я ее знаю.
– Ну, пусть себе замышляет, а мы будем веселиться.
Она взяла меня под руку, и по длинному, темному переходу мы направились к деревянной лестнице. Возле лестницы Хелена остановилась. И снова самую малость прижалась ко мне. Мы еще никогда не стояли так близко друг к другу. Меня начала бить дрожь, но я еще пытался овладеть собой. Никого и ничего в жизни я не жаждал так, как Хелены.
– В чем, собственно, дело? – вызывающе спросила Хелена. – Ну, в чем? Какое Агнешка имеет право что-то замышлять против нас или подозревать нас? И вообще, кто может нас в чем-нибудь упрекнуть? Разве двум людям – мужчине и женщине – нельзя встречаться друг с другом в этом проклятом Кракове, если они чувствуют взаимную симпатию? Мы не сделали ничего дурного, а в твоем отношении ко мне и вовсе нет ничего предосудительного. За исключением того, что ты схватил меня за шиворот и вышвырнул из своего дома.
– Я не хватал тебя за шиворот. Что ты болтаешь? И не выталкивал из дому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63