Я понял, что должен идти. Более того! Я понял, что не имею права возвращаться без автографа. Просить автограф у этого типа было для меня просто невыносимо. Но, пожалуй, это все-таки лучше, чем стоять тут и обмениваться фразами, в которых таилась сила атомного взрыва. И я удалился, в сущности, даже с облегчением.
Вход за кулисы осаждала толпа. Охранял его швейцар, на лице у него было написано, что ни на какие компромиссы он не пойдет. Это был отец Петра Мархевки, прыгуна с шестом из нашего клуба. Он узнал меня и тотчас пропустил. За кулисами оказалась не меньшая толчея, чем перед входом. Счастливцы, которым удалось прорваться, осаждали маэстро, протягивая ему свои программы. Я не видел никакой возможности к нему протиснуться, но решил не капитулировать. Не только из боязни перед Агнешкой, но из-за самого себя. Раз я задался целью добиться своего, надо довести дело до конца. Тем более если мне этого не хочется. Я примкнул к толпе, тесно обступившей маэстро, но шансы пробиться к нему по-прежнему казались мне ничтожными. В какой-то момент маэстро поднял глаза, и наши взгляды встретились. Он наморщил лоб, рассматривая меня, потом улыбнулся, раздвинул окружавших его людей и шагнул ко мне. Все глядели на меня, а у меня, вероятно, была такая мина, как однажды в школе, когда обнаружилось, что это я вымазал классную доску чернилами, и учитель подходил ко мне, поигрывая указкой. Разумеется, он не посмел меня ударить, Да я и не боялся этого. Но его взгляд, внезапная тишина и взгляды товарищей вызвали на моем лице глуповатую улыбку. Предполагаю, что совершенно такую же, с какой я взирал сейчас на приближавшегося ко мне чемпиона из Лос-Анджелеса, Чего он хочет?
– Если не ошибаюсь, мистер Марек Аренс? – произнес он, протягивая мне руку.
Я несколько неуклюже пожал ее.
– Да, – ответил я тихо.
– Вы не представляете, как мне приятно вас видеть. Несколько недель назад я восторгался вами на стадионе в Риме. Спорт – мое хобби, а польским спортом я особенно интересуюсь. Я даже выписываю «Спортивное обозрение» и знаю наизусть результаты всех состязаний.
Нет, вы только посмотрите! Я предполагал, что он слюнтяй, но до какой степени, не думал. Он вызывал у меня смешанное чувство симпатии и неприязни. Взяв программу и ни о чем не спрашивая, он начертал автограф. Порядком хлебнул я стыда, но, по крайней мере, хорошо, что не придется возвращаться к Агнешке с пустыми руками. Это обошлось бы мне еще дороже.
– Благодарю вас, – сказал я, повернулся и тотчас ушел.
Должно быть, следовало прибавить еще что-то, постоять немного и поговорить с ним. Но я не мог. Я жаждал только одного – как можно скорее исчезнуть.
В опустевшем после звонка коридоре я вздохнул с облегчением. Взглянул на программу. Да, неплохо удружил мне этот фигляр.
На программе было написано: «Мареку Аренсу, с восхищением и симпатией».
Я предпочел даже не задумываться над тем, как реагировала бы Агнешка, получив программу с таким автографом. Осмотревшись украдкой по сторонам, я разорвал программу и бросил в урну.
Не понимаю, как это случилось! И не могу даже припомнить, когда.
Свет резал мне глаза, и болела голова. Я думал о том, что произошло, и ничего не мог уразуметь.
Свет лампы нестерпимо резал глаза. Хотелось спать.
– Погаси ради бога лампу, – сказал я.
– Не употребляй всуе имени господа твоего! А если тебе мешает свет, повернись спиной.
– Неужели сейчас подходящий момент для чтения?
– Гражданин Народной Польши каждую свободную минуту обязан использовать для самообразования. Ты тоже можешь почитать, если у тебя есть желание. Или давай я почитаю тебе вслух. Хочешь?
– Нет, нет! Очень тебя прошу, не надо.
– Нет так нет. Можешь спокойно спать. Положи голову на мое бедро. Вот сюда. Или вот сюда. Ну, не бойся. И чего это ты такой стеснительный? Я и не думала, что ты такой. Ты представлялся мне совсем другим. А что ты обо мне думал?
– Ничего не думал. Я хочу спать, и у меня болит голова.
– Ты еще молод, чтобы устраивать такие сцены.
Спи! Положи голову сюда. Вот сюда. Теперь тебе будет хорошо. Я буду гладить тебя по голове, и ты сразу уснешь.
– Не надо гладить меня по голове.
– А мне хочется. Это доставляет мне удовольствие. В детстве у меня была большая кукла с чудесными волосами. Вечером я укладывала ее в постель рядом с собой и засыпала, гладя ее волосы. Ты немного похож на эту куклу. Иначе я никогда не позволила бы тебе лечь со мной в постель.
– Не позволила бы?
– Конечно, нет! А впрочем, не знаю. Ну, спи.
Я прижал голову к ее теплому крепкому телу и почувствовал себя превосходно. Мне показалось, что я та самая кукла с чудесными волосами. Неплохо бы превратиться в куклу, у которой внутри ничего нет или одни опилки, чтобы лежать вот так, не двигаясь, ничего не ощущая. Можно сказать себе в утешение, что это единственная мечта, которая рано или поздно сбудется. Мысль о кукле подействовала на меня успокаивающе. Весь мир с его проблемами свелся к ни к чему не обязывающим масштабам детства. Я уже засыпал, когда вдруг сознание того, что случилось, пронзило мое сердце острой болью.
Где теперь Агнешка? Что она делает? Что думает? Перед судьбой я отчитаюсь в своих поступках. И, если нет трибунала, который вынес бы мне приговор и определил меру наказания за нарушение чести и верности и за то, что я нарушил клятву на могиле матери, я создам этот трибунал сам.
Глава XI
После концерта Артур потащил всех к себе. Я старался улизнуть, но мне это не удалось. Вдобавок ко всему мы снова налетели на Ксенжаков. Была ли это только простая случайность?
– Пожалуйста, возьмите с собой Хелену, – сказал Ксенжак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63