Хелена все еще смотрела на меня, наморщив брови. Она была удивлена. Никогда прежде я так с ней не разговаривал. Я и сам удивился. Наконец Хелена улыбнулась.
– Это очень мило с твоей стороны, – сказала она сдержанно, как говорят в тех случаях, когда не слишком верят в искренность комплимента.
Она поправила волосы, посмотрелась в зеркало. Зеркало было ужасное, оправленное в золотую раму и висело над не менее кошмарным комодом из карельской березы. Все женщины без исключения одинаково реагируют на комплименты. Хелена глянула на свой халат и вдруг закрылась руками, точно была голая.
– Извини, что принимаю тебя в таком виде, – сказала она. – Я думала, ты придешь позже.
Только что она клялась, будто начисто забыла предупредить меня о неожиданном отъезде Ксенжака. Это показалось мне странным, но я уже давно усвоил: в разговорах с женщинами делать логические выводы – напрасный труд.
– Я ухожу. Прости, пожалуйста, за столь неожиданное вторжение.
– Ты чересчур вежлив. Этот халат просто ужасен. Я надеваю его, когда убираюсь, готовлю, занимаюсь домашним хозяйством и уверена, что меня никто не видит. Халат мне подарила свекровь. Она меня терпеть не может. Старая краковская кумушка. Не уходи. Я знаю, в этом халате я выгляжу ужасно. Но я сейчас переоденусь. Постой. Выпьем чаю. Мне сегодня как-то не по себе. Я рада, что можно отвести душу.
Не дожидаясь ответа, она ушла в другую комнату. Мне всегда казалось, что Хелена меня недолюбливает. Я тоже не слишком ее жаловал. Не то что не любил, просто она была мне безразлична.
Случается, на письменном столе или в одном из его ящиков лежит какая-нибудь совершенно бесполезная вещица. В один прекрасный день неожиданно выясняется, что она пригодилась. При этом мы испытываем такое чувство, словно получили неожиданный подарок или выиграли в карты крупный куш. Нечто подобное я испытал тогда к Хелене. Она вернулась куда быстрее, чем можно было ожидать от женщины, которая ушла переодеться. Она была в обтягивающих красных брюках и черном свитере. Волосы повязала голубой ленточкой. Лучи заходящего солнца освещали стену. Они были ни пурпурные, ни розовые, ни оранжевые. Лучи заходящего солнца бывают какого-то совершенно особого цвета. За стеной кто-то играл на рояле «Осеннюю песню» Чайковского. Мелодия отвечала настроению этого полудня. Хотя была весна.
Хелена поставила передо мной стакан чаю, который мне не хотелось пить. Она улыбнулась. Губы у нее были слегка подкрашены. Чуть-чуть тронуты помадой.
– Почему тебе сегодня не по себе? – спросил я.
Она села напротив меня.
– Так, вообще. А может, выпьешь вина?
– Нет, спасибо. Почему все-таки не по себе?
– Откуда я знаю? Жизнь проходит, и что? Не очень много радости я вижу.
– Что ты говоришь? Ты красивая, молодая…
– Баю-баюшки-баю, будешь, деточка, в раю… Не такая уж я молодая и не такая красивая. Если ты в утешение мне собираешься говорить плоские комплименты, то лучше помолчи. Что ты думаешь? Мне уже тридцать два года. Тридцать два года прожито. В октябре исполнится тридцать три. Я не делаю из этого тайну. Это не в моем характере. Все равно ничего не выгадаешь.
– Ты считаешь, это много?
– Все относительно. По сравнению с моей бабушкой – немного. А по сравнению со всеми вами?
– Тебе, Хелена, еще рано иметь подобные комплексы.
– Рано? А по-моему, в самый раз. Впрочем, у меня есть и другие комплексы. Могу продемонстрировать, если хочешь!
– Ну?
– Например, каждые из вас что-то значит, а я – никто.
– Ты слишком болезненно к этому относишься. У тебя нет оснований так думать.
– Нет оснований? Лучше молчи, если тебе нечего сказать! Все вы прыгаете, бегаете, увлекаетесь живописью. А я? Я ничто и так ничем и останусь. Жена Ксенжака. Вот единственный смысл моего существования. И все вы так именно на меня и смотрите.
– Не болтай глупостей!
– Сам не болтай!
– Тобой все восхищаются. Не потому, что ты красивая. А потому, что ты незаурядная личность. Если бы ты не была женой Эдварда, ничего бы не изменилось в отношении окружающих к тебе.
– Не втирай мне очки. Какая еще там личность? Мне все осточертело. И больше всего собственная личность. Ты не представляешь себе, до чего однообразна моя жизнь. Твоя жизнь – другое дело. Полная противоположность моей. Прежде всего тебе неведомы всякие страхи, которые одолевают человека. Самый неприятный из них – это страх, что жизнь прожита напрасно. Что ничему не суждено случиться. Порой нападает отчаяние. Любой ценой хвататься за жизнь. Недаром говорят: судорожно цепляться за жизнь. Знаешь, ведь я хотела стать ботаником.
– А почему не стала?
– Из-за Эдварда. Он не позволил мне учиться. У него отсталые мещанские взгляды на жизнь. Наверно, унаследовал их от матери. И я влипла! Перед свадьбой он мне заявил: «Если тебя интересует ботаника, ты сможешь удовлетворить свою страсть, готовя салат к обеду». Не очень остроумно, правда?
– Почему же ты вышла за него замуж?
– Была молодая и глупая. Любила его. И сейчас люблю. Хотя у него есть недостатки, он, по существу, хорошо ко мне относится. Но теперь я не была бы такой дурой. Ради любви нельзя всем жертвовать. Вот ты пожертвовал бы чем-нибудь ради любви?
– Ради любви, пожалуй, нет. Но ради чего-нибудь другого – возможно. Например, целеустремленного действия, благородного поступка.
– Не понимаю.
– А тебе понятно, зачем человек бегает вокруг дурацкого газона и любой ценой мечтает бегать еще быстрее, чтобы первым прийти к финишу?
– Это мне понятно. Хотя сама я не хотела бы так бегать. Но какая тут связь с нашим разговором?
– Какая связь? Жизнь – это дьявольская олимпиада.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63