– Merde!
Вещи Александра были все на месте – но его собственный пиджак исчез, как исчез и старый чемодан, который он заметил вчера у стены. И пропала скульптура.
Бешенство разлилось по его телу, как горный поток. Какой он дурак, тупица и тряпка! Он подошел к надтреснутому тазу, налил холодной воды и ополоснул лицо, потом вынул платок из кармана и вытерся. Его бумажник остался в пиджаке – там достаточно денег для недельной дозы морфия, больше чем достаточно, чтоб купить Александру билет в один конец – на небеса. Может, он уже мертв, валяясь один, Бог знает где.
Зелеев вдруг отряхнулся, как собака – боль в его голове была просто чудовищной. Такого похмелья он не знал вот уже много лет. И это теперь, когда ему нужно решать, нужно думать, иметь ясную голову… Дверь распахнулась.
– Где тебя черти носили?
– Сделано!
– Где она?!
– В надежном месте.
– Ради всего святого, что ты сделал с моей скульптурой?
Александр опять дрожал – от волненья и усилий, ему нелегко было взбираться по ступенькам. Но глаза его были почти сияющими, и в них явно читалось удовлетворение. Он поставил чемодан и тяжело сел на кровать.
– Извини за пиджак, – сказал он, снимая его осторожно. – Мой собственный жутко заношен. А в твоем я выглядел почти респектабельно.
– К черту мой пиджак! – взревел Зелеев. – Где Eternit??!
Он схватил чемодан, но понял по весу, что он пустой, и отшвырнул его прочь.
– Александр, сукин сын, говори, что ты наделал!
– То, что ты мне сказал, – Габриэл неожиданно обмяк. Он уже использовал свою последнюю дозу морфия в семь утра – иначе он не мог бы справиться со своей задачей. А теперь он уже вплотную подошел к началу ломки и жутко боялся. – Она в банке, в Национальном Банке, на бульваре Рошешуар. В их сейфе.
Зелеев опустился на стул.
– Почему ты не разбудил меня?
– Зачем? – Александр все еще дышал с трудом. – Да и потом… мне было так важно сделать самому.
Русский молчал.
– Ведь именно этого ты и хотел, – сказал Александр. – Ради Магги.
– Да.
Александр посмотрел на него.
– Я напугал тебя. Извини.
– Пустяки.
– А что теперь? – вопрос был нерешительный, робкий. – Мне нужен врач, Константин.
Он запнулся.
– Если мне срочно не помогут – со мной все кончено.
Зелеев, немного придя в себя, пошел и взял с кровати пиджак, смахивая пыль и встряхивая его.
– Пойдем в отель Крийон – мне нужно принять ванну, а позже мы можем позвонить Магги.
– Нет.
– Почему?
– Я не могу идти в хороший отель в таком состоянии. Посмотри на меня… ты думаешь, я не понимаю, как я выгляжу? – он потер рукой глаза. – Да и потом, пройдет еще несколько часов – и я не смогу вести связную беседу. – Он взглянул наверх, и его рот задрожал от волнения. – Я хочу говорить с ней. Лучше сделать это прямо сейчас, или будет слишком поздно.
– Но сейчас еще нет и пяти в Нью-Йорке. Ты об этом подумал?
– Ты думаешь, она будет недовольна? – Его темные глаза были умоляюще заискивающими.
– Конечно, нет, – смягчился Зелеев. – Ты готов с ней говорить?
– Я не уверен, что вообще когда-нибудь буду готов.
За три с половиной тысячи миль от почтового отделения на бульваре де Клиши, в квартире Зелеева на Риверсайд Драйв, Мадлен услышала звонок телефона и оторвала голову от подушки, едва соображая после сна.
– Мадлен?
– Константин? – в гостиной было еще темно. – Что-то случилось? Плохое?
– Вот уж нет, – Зелеев сделал паузу. – Со мной рядом кое-кто, кто хочет с тобой поговорить.
– Кто это? – она терла глаза. – Ной?
– Твой отец.
Мадлен почувствовала, как ее ноги слабеют, и она схватилась за стену.
– Папа?
– Он здесь, здесь, ma petite. Даю ему трубку. Она едва могла дышать.
– Магги?
Горячие слезы хлынули у нее из глаз.
– Папа? – она тесно прижимала к себе трубку. – Это, правда, ты?
– Правда, я, – у Александра перехватило горло. – Как ты, Магги?
– Хорошо, папочка… – ее голос дрожал и прерывался. – А ты?
– Не так уж плохо, Sch?tzli.
– О, Господи! – проговорила она.
– Я знаю.
Это было так странно и неловко – неожиданное и растерянное словесное воссоединение двух людей, которые так лелеяли свое прошлое, любили свои воспоминания – почти что миф. Александр оставался для Мадлен ее удивительным, любящим и ласковым, всегда обнимавшим ее папочкой, трагичным в своих заблуждениях, но всегда бесконечно любимым. А он так мечтал увидеть опять свою Магги, свою малышку с упрямыми волосами, с запахом детства, великодушную и порывистую девочку Магги.
– У тебя теперь есть внук, – сказала она ему взволнованно и быстро. – Ты уже знаешь?
– Мне сказал Константин, – ответил Александр. – Твой муж… – он колебался. – Мне так жаль, Магги, так жаль…
– Как он нашел тебя, папа? Или это ты нашел его? Ты приедешь вместе с ним? – слова так и рвались из нее.
– Нет еще, Магги – но скоро… очень скоро.
Она услышал дрожь в его голосе.
– Но почему, папа? Почему?
– Пока это невозможно.
– Тогда я приеду к тебе!
– Нет, Магги.
– Ради Бога, не нужно… не нужно терять больше времени, – она умоляла. – Я люблю тебя, папа! Я так люблю! Все остальное неважно – неважно… ничто!
Мадлен рыдала, и голос ее обрывался, но она бросилась вперед, боясь потерять хоть секунду.
– Я знаю, что случилось тогда… той ночью в Цюрихе, но мне все равно… я хочу, чтоб ты приехал ко мне, приехал домой! Я хочу дать тебе Валентина… ты возьмешь его на руки… папочка!.. он такой чудесный… самый лучший ребенок на свете…
– Прости меня, Магги.
– За что? Что мне прощать?!
– Я знаю, что я наделал, Sch?tzli. И я никогда не смогу объяснить и искупить…
– Папа, не надо, это все…
– Нет, подожди, пожалуйста… Я просто хочу, чтоб ты знала, как я люблю тебя, Магги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136