Неожиданно по коже ее побежали мурашки. Ей стало очень страшно.
Время ползло медленно – до тех пор, пока звук мотора не заставил ее слететь с кровати и броситься к окну. Магги отчаянно вглядывалась в темноту ночи. Машина бабушки стояла на улице с зажженными фарами, освещая вход в дом. Минутой позже из парадного входа вышел Максимилиан, их шофер. Какой-то человек шел рядом с ним. Магги изо всех сил напрягла зрение и увидела, что это был русский, Константин Зелеев – он забрался на заднее сиденье машины и захлопнул дверь как раз в тот момент, когда Максимилиан повез его прочь.
Наверно, решила Магги, ее отец и рыжий дядя вернулись домой немного навеселе. Она несколько раз слышала, как ее мать жаловалась – отец подолгу пропадает вне дома и «плохо себя ведет». Она часто слышала, как родители ссорились – из-за этого, и из-за многого другого. Магги припомнила героев книжек, которые читал ей отец – они пили виски и пиво; это казалось вполне нормальным в книжках, чем-то таким, что обычно делают мужчины – и не больше. И Магги не задумывалась и не беспокоилась, что это же самое делал отец – ведь все равно он возвращался домой. И всегда любил ее. Если он только что вернулся, он отопрет дверь и придет сейчас к ней, чтоб обнять ее – своим быстрым, успокаивающим объятьем, она сможет снова уснуть, и поутру все будет опять в порядке.
Но он не пришел. Магги ворочалась в кровати, беспокойно, тревожно, все время просыпаясь и слыша звуки шагов по дому. Мимо ее спальни, по лестнице, по паркету холла вниз… Опять голоса – они шепчутся, потом голос бабушки, громкий – похоже, она говорит по телефону. Магги опять услышала голос матери, довольно отчетливо, а потом – папин, а когда взглянула на часы, то увидела, что почти пять утра, и страх снова сдавил ее сердечко. Почему папа не зашел к ней, как обещал? Мама иногда говорила, что на него нельзя положиться, но Магги-то знала, что может верить ему во всем. Он был таким «настоящим», родным, и он любил ее больше, чем кого-либо на свете – больше, чем маму, и даже больше Руди, и, конечно, она обожала его. Но была уже глубокая ночь, а папочка все не шел к ней.
Она толкнула снова в дверь и, обнаружив, что она по-прежнему заперта, начала изо всех сил колотить в дубовые панели. Никто не шел на ее шум. И тогда она ужасно разозлилась и одновременно растерялась – она продолжала лупить кулачками, плача навзрыд от досады и раздражения. Ведь в замочную скважину она отлично видела, что весь дом на ногах, везде горят огни. Она слышала гул голосов, топот ног – они бегали туда-сюда в непонятной девочке спешке и тревоге и полностью игнорировали Магги.
А потом, почти сразу же после утренней зари, вернулась бабушкина машина, и Магги снова бросилась и прильнула к окну. Максимилиан вышел из машины, потушил фары, но мотор оставил включенным. Затем он вошел в дом, а потом, через несколько минут, появился опять на улице. Но на этот раз рядом с ним шел отец.
Глаза Магги широко раскрылись от изумления. Папочка тяжело опирался рукой на плечо шофера – тогда как рука Максимилиана крепко держала его руку, а в другой руке у него был большой чемодан. Магги не удавалось увидеть лицо отца, и она все еще старалась осмыслить происходящее, когда из боковой двери вышли Эмили и Хильдегард – в ярком свете, лившемся из окон холла нижнего этажа их фигуры были видны очень отчетливо. Обе они были одеты не по-домашнему: на них были туалеты для улицы – элегантные костюмы темного цвета, безукоризненно облегавшие фигуру. Прически тоже были явно не в беспорядке. И Магги вдруг вспомнила тот день, когда все они ехали из дома на похороны дедушки – отца Эмили: на лицах женщин было то же сухое, непроницаемое и безлико-застывшее выражение, и ее мать вот также держала у губ носовой платок.
Магги не могла больше вынести этого. Она изо всех сил рванула шпингалет и широко распахнула обе рамы окна.
– Папа! – не помня себя, закричала она. Александр обернулся и взглянул наверх на нее долгим остановившимся взглядом. Его лицо, помятое, было пепельно-серого цвета – он выглядел больным, и даже в слабом и чем-то пугающем свете еще не окрепшей зари Магги видела, как в глазах его стояли слезы. И он ничего не сказал.
– Папочка! Папа! Что случилось? Папа!
Максимилиан слегка подтолкнул его к машине.
Александр оглянулся назад на жену, сказал что-то, чего Магги не могла услышать – но обе женщины стояли, как статуи, монументальные и безжалостные. Магги стало страшно. Ее захлестнуло отчаянье. Ее отец уезжает! Его выгоняют, увозят, и неожиданное мучительное предчувствие пронзило ее – она никогда больше его не увидит!
– Нет!!! – незнакомый, дикий крик вырвался у нее из самой глубины ее существа, и с недетской силой она вцепилась в раму и вскарабкалась на холодный камень карниза. – Мама! Что он сделал плохого? Я хочу знать, что случилось!
– Магдален, немедленно слезь с окна! – резанул по ней жесткий окрик бабушки, тогда как Эмили, как прежде, стояла рядом молча, безо всяких эмоций на наглухо застывшем лице.
– Не слезу! Нет!! Я хочу к папе! Выпустите меня отсюда! – она стояла на наружном подоконнике, ранний свежий утренний ветерок вздувал ночную рубашку вокруг ног. – Папа! Заставь их! Пусть они выпустят! Папа!
– Магги, пожалуйста… – голос отца был странным и слабым. – Слезь с подоконника, это опасно.
– Но папа… Я хочу поговорить с тобой!
– Sch?tzli. Солнышко мое.
Это было все, что он сказал, но Магги видела, каким испуганным и страдающим было его лицо, и только ради него, ради него она подчинилась и слезла вниз с окна на пол. Слезы потоком лились по ее щекам. А когда она оглянулась назад и посмотрела вниз, из окна, Александр, шатаясь, уже садился на заднее сиденье машины, и Максимилиан захлопнул дверь с последним безвозвратным звуком, резким, как выстрел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136