это было как полет – только еще лучше, и снежная пелена, взвихренная стрелами лыж, бешено кружилась вокруг нее, как серебристое облако.
– Не бросай меня, папочка! – кричала она ему вслед, неожиданно испугавшись, когда его фигура пропала в снежном тумане.
– Ни за что на свете, Sch?tzli, – выкрикнул он в ответ через плечо, и Магги почувствовала, как он любит ее – и этот внезапный страх исчез, и остались только его ласка и забота, и этот волшебный полет вниз по крутому склону горы.
Зелеев и Александр были в неряшливо прибранной маленькой комнате в обшарпанном доме на темной улочке на Недердорф-штрассе – длинной, узкой, мощеной булыжником щели, словно трещина бегущей параллельно реке. По обеим сторонам ее прилепились в изобилии бары, кафе и прочие развеселые забегаловки. Александр докуривал последнюю сигарету с марихуаной. Он ощущал в груди какую-то тяжесть и чувствовал, что мышцы его слушаются гораздо хуже, чем всегда. Но эйфория от наркотика, мгновенно затопившая его, была что надо – если только, конечно, она не улетучится в самый неподходящий момент. И если только сигарета будет последней, успел подумать он.
Перед русским стояла новая бутылка водки – так еще и не початая. Пока что он в ней не нуждался – как и в наркотиках, которые настойчиво предлагал ему молодой Александр. Тот отчаянно тревожился, что Зелеев еще не достиг высот кайфа, на которые занесло самого Александра. Но у Зелеева и так было все, чего он хотел – в стеклянном бокале и на кровати. Ей было около двадцати пяти – в хорошей форме, с каштановыми волосами, глазами цвета ореха, и с большой грудью и чистой гладкой кожей. У них на двоих была одна женщина, но сейчас он собирался получить то, что ему всегда нравилось – в подходящей обстановке.
– Готов, Александр?
– Нет еще, – Александр вынул две пилюли из пакетика. – Водки, – улыбнулся он и протянул руку.
– А это еще что такое? – Зелеев подумал: молодой Александр выглядит так, что может вырубиться. Одно то, что он намешал кучу напитков, уже плохо: Александр выпил виски перед обедом, потом – красного вина, потом несколько сортов пива, и сверх всего – наркотики. А теперь еще он запил пилюли водкой прямо из бутылки.
– Что он выпил? – женщина подала голос впервые с тех пор, как они зашли в комнату. – Не хватало мне еще чего-нибудь скотского.
– Не беспокойся, – ответил Зелеев, глядя на Александра. Он не имел ничего против, чтобы переждать более молодого мужчину. Его собственная эрекция была стойкой, как скала; предмет его мужской гордости никогда еще не подводил. Он выпьет еще чуток, и будет наблюдать, как раздевается Александр. Он не видел его обнаженного тела со времен первого приезда мальчика в Давос – много лет назад, когда Зелеев зашел в ванную комнату, а сын Амадеуса стоял под душем и нежился под теплой струей. Русский подумал тогда – как он красив, а теперь ожидание влило свежую жадную волну крови в его вены. Он редко проделывал это с юношами – но как только они начнут с девицей и немного побалуются, он нацелится на эти круглые мужские бедра, и тогда… До тех пор, пока его мозг не взорвется.
Шло время. Лицо Александра менялось, пьяная летаргия стекала с него, уступая место мощному заряду энергии. Амфетамины, подумал Зелеев. Габриэл уронил галстук на пол и начал расстегивать рубашку нетерпеливыми пальцами.
– Нужно прибавить, – сказала женщина.
– Заткнись, – спокойно проговорил Александр, и Зелеев ощутил новый прилив могучего возбуждения при мысли, что вся эта бесконтрольная чувственность бушует в другом мужчине, стоявшем перед ним.
Брюки и рубашка Александра оказались там же, где и галстук – на грязном ковре. Его тело было бледным – хотя и не таким белокожим, как у Зелеева, а пикантный предмет – меньше, но воинственно вздернутым. Зелеев перевел взгляд с него на девицу. Она напряглась, и он видел, что вопреки себе она тоже была по-настоящему возбуждена.
Какая-то темная сила вызревала в замызганной комнате – растущее исступленное маниакальное ожидание, общий накал жара тел. Обезумевшее помрачение ума.
Они были готовы. Все трое.
Магги разбудил страшный крик. Кричала ее мать: в истерике и шоке – но крик быстро оборвался, словно подрезанный гулом голосов. В темноте Магги села в кровати, сердце ее бешено колотилось, а уши боялись услышать, что же будет дальше.
Она слезла с кровати и побежала к двери, чтобы лучше слышать. Голоса не умолкали – мужские и женские, то пронзительные, то приглушенные, и ничего нельзя было разобрать или узнать, кто говорил. Она открыла дверь и, босая, шагнула за порог в коридор.
– Магдален, что ты тут делаешь? – на Магги надвинулась бабушка, в ночном халате персикового цвета, седые волосы отливали серебром в неярком свете. Она наклонилась над Магги, растопырив руки – словно чтоб остановить ее и толкнуть назад в комнату.
– Я слышала крик, Оми.
– Ничего страшного, детка, – лицо Хильдегард было мертвенно-бледным.
– А мама? Что с ней случилось?
– У твоей матери был легкий шок, но теперь опять все хорошо, а ты должна вернуться назад в кровать.
– А папа дома? – Магги попыталась проскользнуть мимо бабушки, но Хильдегард крепко и жестко схватила ее за руку.
– Назад в кровать. Немедленно.
Это был приказ.
Она попыталась снова уснуть – но теперь это было невозможно. Голоса снова загудели – и надолго, иногда они возвышались до крика, потом вдруг смолкали или становились похожими на жужжанье. Наконец, любопытство стало просто невыносимым, и Магги подкралась снова к двери и обнаружила, что она заперта – снаружи. Но они еще никогда не запирали ее дверь! Магги была потрясена и хотела было уже кричать и протестовать, но какой-то инстинкт подсказывал ей молчать, и она ретировалась назад в кровать и скорчилась калачиком под одеялом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136