– Гидеон сказал вам, что я должна куда-то идти? А что, если позвонит похититель?
– Он не позвонит.
– Он может, – тон Мадлен стал тверже. – Вы так добры, Константин, правда, но сейчас не время мне быть у вас. Полиция хочет, чтобы я оставалась дома – на случай…
– Собирай свои вещи.
Мадлен с удивлением посмотрела на него, уловив резкость в его голосе.
– Думаю, вы не понимаете, Константин. Я остаюсь здесь. Могут быть новости… или вдруг понадобится, чтобы я что-нибудь сделала, – в глазах ее блеснули слезы. – Или Валентин вернется домой.
– Это ты не понимаешь, – сказал Зелеев, и теперь его голос был хриплым и грубым. – Ты будешь делать все, что я скажу. А если будешь тянуть время, еще хоть минуту, никогда больше не увидишь Валентина.
Он опустил правую руку в глубокий карман своего пальто, и Мадлен в ужасе увидела, как он вытащил нож. Резной кинжал Фаберже из его гостиной. Он вытянул руку перед собой, и острое лезвие блеснуло ярким бликом, а пальцы Зелеева крепко сжимали золоченую и нефритовую рукоятку.
– О, Господи! – едва проговорила она, и слова, казалось, повисли в воздухе, удерживаемые силою ее шока. – Только не вы…
Зелеев посмотрел в сторону кухни.
– Я ударил девчонку тупым концом. Понятно? – он коснулся рукоятки двумя пальцами левой руки. – Жаль, конечно, но…
Он пожал плечами и развел руками.
Мадлен вдруг стало совсем нехорошо. Всего месяц назад этот человек огорошил ее своим предложением выйти за него замуж. А теперь это. Она изо всех сил боролась со своей слабостью, с ускользающим ощущением реальности.
– Где Валентин?
– Он в безопасности, с ним все в порядке – пока.
– Где он?
– А вот это тебе нет нужды знать, ma ch?re. Все, что от тебя требуется, – это собрать вещи и дать мне свой паспорт.
– Ради Бога, зачем?
– Мы отправимся в небольшое путешествие, – он посмотрел на свои часы. – И у нас мало времени, так что делай это немедленно.
Его взгляд был пронзительным и колючим.
– И я хочу ключ.
– Какой ключ?
– Тот, что я дал тебе, когда привез твоего отца из Парижа. Ключ от сейфа.
Мадлен бессильно упала на стул.
– Так вот в чем причина этого?
Она не могла поверить. Это было невозможно.
– Вы убили девушку из-за скульптуры? – она неотрывно смотрела в это лицо, лицо, которое она знала – думала, что знала – многие годы. – Ивы можете из-за этого… убить моего сына?
– Мне семьдесят семь лет, – сказал Зелеев. – Конечно, я под стать мужчине на двадцать лет моложе – но все же время работает против меня. Я больше не намерен ждать, Мадлен.
– Я отдам вам ее, – поспешно, с рвением сказала она быстро, голос ее дрожал. – Если вы приведете Валентина домой, я поеду в Париж прямо сейчас и привезу ее.
Она протянула руку и коснулась его левой руки, но он стряхнул ее руку.
– Я не скажу ни единой душе о Дженнифер. Я клянусь в этом.
– Я тебе больше не верю, Мадлен, – ответил он спокойно.
– Но вы же должны знать, что я сделаю все, что угодно ради Валентина.
– Именно поэтому делай то, что тебе говорят сейчас.
– Я не могу.
– Тебе решать, ma belle, – улыбнулся Зелеев. – Или ты едешь со мной сегодня утром в Париж, отдаешь мне Eternit?, и твой прелестный дорогой Валентин будет цел и невредим…
– Или? – казалось, ее сердце сейчас выскочит из груди.
– Или он умрет.
Хотя это было обычное буднее утро, машин на улицах было мало, и они быстро доехали до аэропорта и без труда купили билет. Ощущение того, что она оказалась во власти самого гротескного из кошмаров так пристукнуло Мадлен, что она даже не заметила, как проверяли их паспорта, как они садились в самолет. И теперь она сидела у круглого окошка, брала у улыбающейся стюардессы прохладительные напитки и слушала, но на самом деле не слышала голос командира из громкоговорителя. Она летела в Европу в первый раз за четыре года – с человеком, который был ее другом половину ее жизни.
С убийцей.
Вдруг он заговорил.
– Я не хотел убивать девушку, – сказал он мягко. – Я хотел сделать так, чтобы она заснула на час или два… чтобы мне удалось забрать Валентина и напугать тебя, и продолжать наказывать страхом. Чтобы ты поверила в записку.
– А Дасти? Вы ее убили?
– Она была жива, когда я уходил.
Мадлен взглянула на его профиль.
– Мне трудно… – начала она и покачала головой, – нет, не просто трудно – невозможно поверить, что именно вы вытворяете все это с нами, Константин. – Она запнулась: – Может, вы не в себе? Заболели? Что случилось… что заставило вас пойти на это? Вы – мой самый давний друг… Вы делали все, чтобы нам помочь, – всегда.
– Я должен объяснять?
– Если можно…
– Это не трудно понять – если ты выслушаешь.
– Я выслушаю.
Он посмотрел на нее.
– Я люблю тебя. Я говорил тебе не так давно, что люблю тебя – с тех самых пор, как ты повзрослела. Я всегда хотел вас, Магдалена Александровна.
Он отвернулся и уперся взглядом в спинку сиденья напротив них.
– Так же, как всегда хотел Eternit?.
– Так почему же вы мне никогда не говорили? Что хотите ее иметь для себя?
– До последних лет ты даже не знала, где она. А потом она была уже заперта, пылилась в сейфе в Париже. Ты могла предъявить на нее свои правд. Но ты слишком боялась возвращаться туда. – Зелеев сделал паузу. – И я хотел ее не для себя, ma ch?re. Я хотел, чтобы она была нашей.
Она принадлежала ему по праву, говорил он. Драгоценности Малинских должны были быть оставлены ему, а не Амадеусу, этому простому жителю гор. Тогда, дома, до того, как она покинула Россию, и горести и беды погубили ее, Ирина любила Зелеева. И она была его первой любовью в этом пропащем мире – в те блистательные петербургские дни, когда она еще была здорова, сильна и полна радости жизни, которую Амадеус Габриэл уже в ней не застал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136