Тебе страшна сама мысль поехать в Париж – даже ненадолго. В этот город, который дал тебе самое большое счастье – и отнял его, и причинил самую большую боль и горе.
Он сделал паузу.
– Ты просто боишься.
С этим Мадлен поспорить не могла.
* * *
– С Константином все в порядке? – спросил ее несколько дней спустя Гидеон, заглянув в Забар, где Мадлен по-прежнему работала каждое утро шесть раз в неделю.
– Я думаю, да. А почему вы спрашиваете?
– Я имею в виду не его физическое состояние.
– Тогда что же? – Она удивилась и задумалась. – Я даже не знала, что вы его видели.
– Он ходит в гимнастический зал. В Глисон'з.
Мадлен пожала плечами.
– У него всегда был пунктик на том, чтоб держать себя в форме. За все время, пока мы жили вместе, он ни разу не пропустил там своих занятий.
Она улыбнулась.
– Если погода была подходящей, он шел еще и в парк, а если шел дождь или снег, делал зарядку дома или делал эти свои ужасные качки.
– Вы говорите, он всегда был фанатиком?
– На грани того.
– Ну вот, теперь он за гранью, – сухо сказал Гидеон. – Этому мужчине уже за семьдесят, но могу поклясться, Мадди, он старается соревноваться со мной. Нет, я знаю, это звучит нехорошо, но если бы вы только увидели – тогда вы бы поняли сами. Глисон'з – это, в основном, зал для борцов, и мне это необходимо для работы – но он, похоже, совсем спятил, что появляется там.
– Для него это так опасно?
– Бог свидетель, он даст сто очков вперед любому пожилому мужчине. Но, Мадди, он уж точно искушает свою судьбу! Прыжки, кувырки – это ладно. Но если я иду к боксерской груше, Константин пользуется ею сразу же после меня. Если я играю в спидбол – и он тут как тут. Если я толкаю штангу или гири… я видел, как он повторяет за мной, словно хочет быть уверен, что возьмет столько же, сколько и я.
Гидеон покачал головой.
– Но самое сверхъестественное – он все это делает, Мадди. А я ведь сам в отличной форме.
Мадлен заметила, что Мерри Клейн смотрит в их сторону.
– Мне нужно возвращаться к работе. Если честно, я даже и не знаю, что на это сказать…
– Я всегда знал, что Константин меня недолюбливает. И еще больше с тех пор, как мы поженились.
Он тряхнул головой.
– Может, мне самому следует охладить пыл в гимнастическом зале – чтоб ему было не так тяжело.
– Заставить его подумать, что вы – выдохлись, что он вас измотал, так?
– Он много значит для вас, Мадди, я знаю это. Я не хочу видеть, как он себе вредит, и, конечно, не хочу быть причиной его инфаркта.
– Наверно, мне нужно было бы с ним поговорить, – сказала нерешительно Мадлен. – Но я знаю, что в этом нет никакого смысла. Если уж Константину вошло что-то в голову – никто на свете не сможет его остановить.
Неделю спустя Зелеев пригласил Мадлен на обед.
– В моей квартире, во вторник – по-моему, ты не работаешь во вторник по вечерам, я не ошибся?
– Вы хотите, чтоб я пришла пораньше с Валентином, или попозже – одна?
– Попозже, ma ch?re. Определенно попозже. Когда Мадлен пришла, экзотическая гостиная с красными стенами была залита светом свечей, во льду виднелись шампанское и икра, серебряная супница с борщом стояла на столе.
– Mais comme c'est beau! – воскликнула она в восхищении. – Что мы празднуем, Константин? Может, я что-то забыла?
– Нет, ты ничего не забыла, – успокоил ее Зелеев. – Я просто хочу, чтоб ты отдохнула – расслабилась и порадовалась жизни; две милые способности, которые ты, я боюсь, можешь начать терять. – Он откупорил бутылку. – Немного шампанского?
Он был в странно приподнятом настроении – он был просто в ударе. Он налил ей шампанского, а сам пил короткими глотками холодную водку, совершенно отказываясь объяснить ей повод такого, как ей упорно казалось, вызванного чем-то торжества.
– Валентин шлет вам самый горячий поцелуй, – сказала она. – Он чуть-чуть рассердился, что его не пригласили, но потом вдруг стал очень взрослым и сказал, что я заслужила вечерок отдыха.
Она слегка засмеялась.
– Что это там печется? Запах просто потрясающий.
– Кулебяка с семгой – надеюсь, ты голодна, ma belle?
– Как волк.
– Тогда давай начнем.
Сначала они поели икры – белужьей, поданной с мелко рубленым яйцом, луком, лимоном и черным хлебом, а потом Зелеев разлил борщ в глубокие тарелки. Его манеры были блестящими, изысканными и отточенными – словно он был характерным актером, игравшим роль метрдотеля.
– Ну как, вкусно? – спросил он, садясь напротив нее.
– Просто нет слов!
Он ел понемногу, продолжая пить свою холодную водку, и посматривал на Мадлен, как бдительная, быстрая и зеленоглазая лиса. Она обнаружила, что смотрит на его безупречные волосы и усы, как всегда тщательно причесанные, и вдруг представила его себе возле зеркала в ванной комнате – как он долго расчесывает их и так, и эдак.
– Ты улыбаешься, ma ch?re, – сказал Зелеев. – Вот и хорошо.
Мадлен слегка покраснела.
– Вы едва прикоснулись к борщу.
– Я просто щажу себя. У нас еще будут вареники на десерт, в вишневом соусе.
– Обычно вы не такой подчеркнуто «русский», Константин, – сказала Мадлен.
– Но сегодня – не обычный вечер.
– А почему? – она спросила опять, но Зелеев только поднес свой указательный палец к губам заговорщическим жестом и не сказал ничего. Он налил ей еще шампанского, сам проглотил еще немного водки и принес главное блюдо из кухни.
Мадлен не могла припомнить, чтоб хотя бы раз чувствовала себя неуютно в обществе Зелеева. Но постепенно, пока вечер плавно катился по накатанным рельсам, внутри нее стало расти странное беспокойство. Все ее попытки поддерживать обычную беседу терпели неудачу, ее аппетит стал слабеть, подкошенный вкусной сытностью икры и борща, исчезая по мере того, как водка стала загораться краской на щеках ее старого друга, и она ощущала, как внутри него тоже росло напряжение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136