Он не стал вытирать ей щеку, не сказал, что у нее идет кровь, не помог ей подняться на ноги и не повел обратно по тропе. Вместо этого он ее поцеловал. Не в щеку, не в лоб и не в волосы, как тысячи раз целовал прежде. А в губы. Прямо в ее полные, мягкие, удивленно приоткрытые губы.
– Джимми, – проговорила она – и больше ничего не сказала. И поцеловала его в ответ.
Это был необыкновенный поцелуй. До сих пор, когда он с кем-нибудь целовался впервые, все было совсем не так: он либо горячо жаждал поцелуя, либо радостно предвкушал. Но этот поцелуй ворвался в его жизнь, в тело и душу, ворвался так внезапно и абсолютно неизбежно. Его губы неодолимо тянулись к губам Оливии, и никакая сила не могла бы помешать им встретиться, соприкоснуться, впиться друг в друга, слиться в жарком поцелуе. Джиму казалось, что если он отпустит от себя эти такие знакомые, такие любимые, такие родные губы, то дыхание остановится, жизнь покинет его и он просто упадет и умрет на месте. И при этом ему не верилось, что это он, именно он целует Оливию, этого не могло быть, просто не могло быть. И все-таки было – их языки соприкасались, сплетались, нежно лаская друг друга, и Джим словно погружался все глубже, глубже, в волшебную, бездонную, немыслимую бездну, и тут он услышал тихий стон, и не мог понять, кто же это стонет – Оливия или он сам.
И тогда он выпустил ее губы и отстранился.
Оливии казалось, что ее поразил удар молнии. Она долго и пристально вглядывалась в глаза Джимми, ожидая, чтобы он заговорил, но он все молчал и молчал. И тогда она, во внезапно захлестнувшем ее всплеске жгучей радости, поняла, что им не нужно ничего говорить, все ясно без слов, и поняла, что он испытывает те же чувства, что и она.
– Джимми, – произнесла она, и голос ее дрожал гораздо сильнее, чем в первый миг после падения.
– Да?
– Пошли домой.
По дороге к дому они почти не говорили. Сидя в уютной гостиной Ариасов, где на стене висел чудесный, исполненный грешного, поэтического очарования подлинник Гогена, они рассказывали о своих приключениях, самоотверженно выслушивая причитания Луизы. В конце концов они распрощались со всеми, сели в машину Джима и укатили в Бостон – обратно в квартиру на Роуэз-Воф.
И опять они почти не говорили. Оба понимали: то необычайное, что началось между ними, еще не кончено, и не хотели, чтобы это кончалось. Джим полностью положился на волю судьбы, и ему это нравилось, потому что рядом была Оливия, а не Кэри. С Оливией ему было спокойно. Да, верно, она немножко сумасшедшая, а иногда, бывает, и совсем чокнутая, но она за него волнуется, любит его, так же как и он нее, и сейчас, и всегда. Он смотрел на все чуть-чуть отстраненно, был глубоко взволнован, пребывал в легком смятении и готов был сделать все, о чем его попросит Оливия. Обычный парень с нормальным чувством ответственности на время сошел с тормозов.
Оливия прекрасно знала, что делает, – она была бы жалкой лгуньей, если бы попыталась отрицать это, – и все-таки, точно так же, как Джим, чувствовала, что не вполне владеет ситуацией. В мозгу ее, подобно унылой барабанной дроби, ворчал сверчок благоразумия. Джимми, конечно, никогда ее не обидит, и тем не менее если они вовремя не остановятся, то обоим в конце концов будет больно, очень больно. И все-таки она очертя голову плыла по течению. По ее просьбе он открыл бутылку «Крюг», которую она поставила в холодильник три дня назад, – оба всегда любили шампанское, и сейчас пенистый бокал пришелся как нельзя кстати. Потом она прошла прямо в ванную, открыла краны и вылила в воду чуть ли не треть флакона пены для ванн «Герлен». Интересно, мимоходом подумалось ей, откуда у Джимми, любителя быстро принять душ, взялось в ванной такое снадобье – кто его ему подарил, и на миг ее захлестнула идиотская ревность. А когда ванна наполнилась, она закрыла краны и вернулась в комнату за Джимми и шампанским.
Она залпом выпила добрых полбокала, заставила Джима сделать то же самое и вновь наполнила бокалы.
– Пошли, – заявила она.
– Куда? – словно в тумане, спросил он.
– Пошли, и все. – Она понимала, что должна действовать быстро, пока ее храбрость не улетучилась, как пузырьки пены из ванны.
Джим заглянул в ванну, обернулся, и тут его охватило благоговение и неимоверный восторг: он увидел, что Оливия расстегивает шелковую блузку и стягивает джинсы от Келвина Кляйна, которые дала Луиза. Она носила бледно-голубой вышитый бюстгальтер и трусики в тон. Тело ее было стройным, крепким и гладким, а пупок – самым прекрасным, самым изысканным, какой он видел.
– Кто из нас упал со скалы – ты или я? – спросил он, не понимая, отчего вдруг так застучало в висках – то ли от шампанского, то ли от зрелища обнаженного тела Оливии.
– Наверное, оба. – У нее перехватывало дыхание.
– Да, – только и сумел сказать он.
– Пошли, – снова сказала она. – Пока мы не передумали.
– Значит, мы уже решились? – тихо спросил он.
– О да, – с улыбкой ответила Оливия. – Мне нужно принять ванну. Твои родственники так долго убеждали меня в этом, что я наконец решила послушаться. – Она заглянула ему в лицо. – Тебе тоже нужна ванна, – заявила она.
– Определенно, – согласился он и онемевшими пальцами принялся расстегивать ремень.
– Незачем зря тратить воду, – рассудила Оливия, скинула лифчик и трусики и, не бросив на него ни единого взгляда, шагнула в ванну, с наслаждением погрузилась в пенистую воду и с долгим вздохом закрыла глаза.
Его плоть была тверда, как камень.
– Ты не против, если коврик намокнет? – спросила Оливия, не шевелясь, не открывая глаз.
– Нет. – Он внезапно охрип. – Ничуть.
– Отлично.
Ванна была обычного размера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106