Они закрыли дверь. Дресслер стоял рядом.
– Это самое лучшее для них обоих, – сказал он. – Вы это и сами знаете, правда?
– Вы не видели, какое у нее сейчас было лицо, – отозвалась Оливия.
– И тем не менее это будет лучше. Поверьте мне.
– Мне казалось, она догадывается, – задумчиво проговорил Джим. – Я просидел у нее больше двух часов, и за все это время она ни разу не спросила ни об Оливии, ни о об Эдварде и совсем не спала, только слегка дремала. Я был уверен, что она знает, что Эдвард близко. Но потом, когда он вошел…
– Энни скрывала от него свою тайну почти с самого начала их брака, – сказал Дресслер, – а теперь эта тайна раскрыта. Она боялась этого больше всего на свете. И вот это произошло. – Он замолчал и тепло улыбнулся им. – И что бы теперь ни случилось, вы, как ее истинные друзья, должны понимать, что это единственный реальный выход для них обоих.
– Я думаю, мы это всегда знали, – согласилась Оливия.
– И все-таки ей сейчас очень тяжело, – огорченно проговорил Джим.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил Эдвард. Он сидел на краю высокой больничной койки, сжимая ее холодную как лед руку.
– Ничего. – Энни говорила так тихо, что ее почти не было слышно.
– Доктор Дресслер сказал мне, что ты держишься молодцом.
– Мне он тоже это говорил.
– Кажется, он хороший человек.
– Да, хороший. – Энни попыталась проглотить застрявший в горле комок. – Ты не должен его винить. Он хотел, чтобы ты узнал. Я ему не позволила. И Оливии с Джимом тоже.
– Я знаю. – Эдвард на мгновение умолк. – Винить тут некого.
– Кроме меня, – сказала Энни.
– Кроме меня, – сказал Эдвард.
Это ее потрясло. Ее щеки слегка порозовели.
– Нет, Эдвард. Неужели ты действительно думаешь, что ты в чем-то виноват?
– Я твой муж, – просто ответил он. – Мы женаты шесть лет. У нас трое детей. И для тебя оказалось невозможным поделиться со мной своей болью. Значит, мне есть в чем себя винить.
– Нет. – Энни отняла у него руку, увидела, что она дрожит, и, застыдившись, спрятала ее под одеяло. – Ты должен винить меня. Не себя, а меня. Я сотворила все это собственными руками. Меня привели сюда моя слабость и ложь. – Она судорожно глотнула воздуха. – Представь, что все эти годы я скрывала от тебя не пузырьки с таблетками, а любовника. Представь, что я наконец набралась смелости бросить его ради нашего брака…
– Разве это можно сравнивать…
– Эдвард, прошу тебя, дай мне договорить, – умоляюще посмотрела на него Энни. – Это почти то же самое. Нет, конечно, не то же самое, потому что у меня никогда никого, кроме тебя, не было, мне никогда не был нужен и не будет нужен кто-нибудь другой. Но все-таки послушай, что я говорю.
– Я слушаю.
Она стиснула зубы, борясь с новым приступом тошноты.
– Представь, что я приехала сюда и попросила Ливви и Джима помочь мне. Представь, что расставание для меня оказалось слишком тяжелым, просто невыносимым, и я сделала какую-нибудь глупость, например, пыталась отравиться. Потом ты приехал и нашел меня здесь, в клинике. Ты все равно чувствовал бы себя виноватым?
– Конечно, нет. – Эдвард помотал головой. – Подожди, Энни, дорогая, это же совершенно разные вещи.
– Я наркоманка, Эдвард, – намеренно жестко произнесла Энни.
– Валиум – это не героин.
– Я покупала его у уличных торговцев наркотиками, один раз меня арестовали. – Она увидела ужас в его глазах и торопливо продолжала: – Все обошлось, но все равно это не меняет дела.
С минуту они оба молчали. Энни не отрывала глаз от белого больничного одеяла, а Эдвард, погруженный в свои мысли, невидящим взором смотрел в стену.
– Можно мне тебя кое о чем спросить? – наконец заговорил он.
– Спрашивай о чем угодно.
– Скажи, ты хотела поговорить со мной о таблетках? Еще до того, как я рассказал тебе о матери.
Энни не могла заставить себя посмотреть ему в лицо.
– Да, я собиралась тебе сказать.
– А я тебя напугал, – тихо проговорил Эдвард. – О господи!
Он встал, подошел к окну. Шторы были спущены, он приподнял одну из них, стал смотреть в темноту за окном. Слова Энни, казалось, разрастались до чудовищных размеров, переполняя сознание. Он всегда хорошо владел собой, но сейчас ему хотелось плакать и кричать.
– Эдвард!
Он слышал ее голос – слабый, испуганный, – но не мог обернуться.
– Эдвард, что случилось? Что я такого сказала?
– Ничего, – с усилием выговорил он, поворачиваясь к ней лицом. – Ничего, Энни.
– Нет, я что-то сказала. – В ее глазах стоял страх. – Я тебя расстроила. Мы заговорили о твоей матери, а ты не хочешь о ней говорить. Иначе ты не молчал бы столько лет. Прости меня, Эдвард. Я просто хотела объяснить. Хотя бы попытаться.
– Я знаю. – Он снова сел рядом с ней на койку. – Дорогая, ты очень устала. Я это вижу. Тебе надо отдохнуть, поспать. Врач просил тебя не утомлять, а я тебя совсем замучил.
– Нет, – сказала Энни. – То есть я действительно устала, но это не важно. – Глаза у нее заблестели от слез. – Мне так тебя не хватало. Я думала, я должна справиться с этим сама. Поверь, я думала, что у меня нет выбора.
– Я верю. – Эдвард встал. – Энни, сейчас тебе надо спать.
– Я буду спать. – Страх не оставлял ее. – Ты не уедешь?
– Что ты! Я, разумеется, останусь. Я живу в «Де Бержю».
– А завтра ты придешь ко мне?
– Конечно. – Он наклонился, поцеловал ее в лоб, потом в губы. – Пожалуйста, дорогая, успокойся и не изводи себя. Завтра мы вместе поговорим с доктором Дресслером, и он скажет, что надо делать, чтобы ты совсем поправилась.
– Это займет немало времени.
– Думаю, да. Но у нас есть время.
Энни откинулась на подушки, попыталась улыбнуться мужу, но у нее ничего не получилось.
– Прости меня, Эдвард, – очень тихо проговорила она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106