– Думаю попросить у своего эскулапа снотворного.
– Лично я отдаю предпочтение кларету, – объявил Боб.
– Все, что угодно, только не таблетки, – произнес Эдвард.
У Энни похолодели руки.
– Не знаю, не знаю, – проговорил Чарльз Стандиш. – Таблетки, которые мне прописали от повышенного давления, просто спасли мне жизнь.
– Это другое, – возразил Эдвард. – Я говорю о снотворных, транквилизаторах. Все это наркотики.
Энни подумала о содержимом своей сумочки, о хорошенькой круглой фарфоровой коробочке, в которой лежали желтые таблетки. Одно их присутствие давало ей утешение.
– Но, наверное, они приносят пользу тому, кто в них нуждается? – спросила она.
– Люди, которые нуждаются в подобных вещах, – ответил Эдвард резким тоном, испугавшим ее, – либо очень глупы, либо безнадежно слабы. – Уже более мягко он добавил: – Думаю, я в целом достаточно терпимый человек, но я искренне презираю людей, которые не могут приспособиться к жизни без помощи наркотиков.
Позже, уже в квартире, Энни подошла к мужу, который сидел у себя в кабинете и просматривал газеты.
– Я подумала, что, может быть, ты захочешь выпить рюмочку перед сном. – Она протянула ему рюмку с коньяком.
– Спасибо, любовь моя. – Он взял у нее рюмку. – А ты ничего не выпьешь?
– Нет. Ты же меня знаешь. – Помолчав немного, она продолжала: – Можно мне с тобой посидеть?
– Я буду очень рад. – Он пригубил коньяк. – Вечер прошел приятно, правда?
– Чудесно. – Энни села. Вопрос вертелся у нее на кончике языка, но она боялась его задать. – Эдвард.
– Что, дорогая?
Она все-таки решилась начать, но очень осторожно:
– Мне показалось, ты сегодня был чем-то расстроен.
– Правда? Когда это?
– Когда Людвиг заговорил о снотворном.
– Да, ты права, – признался Эдвард. Энни ждала, но он больше ничего не сказал.
– Почему? – спросила она.
– Почему это меня расстроило?
– Да. – Энни посмотрела ему в лицо и увидела незнакомое мрачное выражение. – Если ты не хочешь мне говорить, не надо, – быстро произнесла она. – Просто ты был сам на себя не похож.
Эдвард сделал большой глоток, поставил рюмку на край стола.
– Раньше мы с тобой никогда об этом не говорили.
– Ты имеешь в виду снотворные таблетки? – осторожно произнесла Энни. – Наверное, не было повода.
– Ну да, снотворные таблетки, – сказал Эдвард, не глядя на нее. – Болеутоляющие, транквилизаторы. Пилюли для успокоения, потом пилюли для возбуждения. Пилюли, чтобы помогать жить.
Энни наклонилась вперед, руки ее лежали на коленях. Она чувствовала, что сердце бьется слишком быстро.
– Эдвард, ты говоришь так, будто это касается тебя самого.
– Нет, – ответил он. – Не совсем. Не меня. Ладони у нее вдруг стали влажными. «Он знает, – в ужасе подумала она. – О боже, он знает». Эдвард очень тихо произнес:
– Моя мать.
Он сказал, что это его единственный секрет, которым он с ней не делился. Он не лгал ей. София Томас действительно умерла от рака костной ткани, но Эдвард не говорил Энни, что его мать была морфинисткой. Наркотик не только уничтожил ее как личность, он разрушил жизнь ее мужа и омрачил детство сыновей.
– Мы видели, как она веселела, приняв новую дозу, и мы видели, что с ней было, когда она пыталась бросить. А она пыталась, я в этом уверен. – Энни никогда еще не слышала в голосе мужа такой печали. – Ее трясло, она покрывалась потом, она испытывала страшную боль – это была ломка. Раковые боли пришли позже. Уже невозможно было сказать, отчего ей так плохо, да это и не имело значения. Она почти постоянно пребывала в агонии. Ты даже представить себе этого не можешь.
– О Эдвард, – еле слышно прошептала Энни. – Мне так жаль.
– Теперь жалеть не о чем. – Он улыбнулся, глядя на ее встревоженное лицо. – У меня есть ты, есть дети. У моих братьев тоже хорошие, достойные семьи. Я очень счастливый человек. – Помолчав, он продолжал: – Но теперь ты понимаешь, почему я так отношусь к наркотикам.
– Да, – сказала Энни, – конечно.
Теперь она понимала, как он относится к наркотикам, и понимала, что никогда, никогда не сможет ему ничего рассказать.
И более того. И хуже того. Теперь в ней поселился новый страх. Она боялась, нет, испытывала настоящий ужас при мысли, что испортит жизнь мужу. Может быть, даже испортит жизнь детям.
Поэтому, вместо того чтобы признаться Эдварду, она продолжала скрывать правду. И принимать транквилизаторы.
– Извините, – сказала ей однажды утром Джейн Райс-Смит, мать одного из друзей Уильяма, когда пришла очередь Энни забирать из школы обоих мальчиков, – но я решила сегодня приехать за Майклом сама.
– О, – пролепетала Энни, – я с удовольствием бы его привезла.
– Не сомневаюсь, – заявила миссис Райс-Смит. – Но лучше я сделаю это сама.
От явной холодности ее тона у Энни упало сердце.
– Что-нибудь не так?
Миссис Райс-Смит посмотрела ей в глаза:
– Честно говоря, мне кажется, вы сегодня не в лучшей форме.
– Со мной все в порядке, – возразила Энни.
– Нет, – твердо проговорила миссис Райс-Смит. – Я так не думаю. Простите, миссис Томас, но у меня такое впечатление, что вы плохо держитесь на ногах. Вы нездоровы?
– Да нет. – Пристальный взгляд собеседницы лишал ее остатков самообладания. – Хотя может быть, я действительно что-нибудь подхватила.
– Возможно, у вас начинается грипп, – вежливо произнесла миссис Райс-Смит.
– Возможно.
Больше ничего сказано не было, но Энни стало ясно – на ее странности обратили внимание чужие люди. И если Джейн Райс-Смит считала, что она недостаточно надежна, чтобы возить ее сына, а примерно это она и сказала, что ж, в конце концов, она была права. Наркотик уже начал разрушать ее жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106