– Кажется, мы выиграли, – очень тихо проговорила Энни.
– Похоже, что да, – сказал Джим.
– И как ты теперь себя чувствуешь? – спросила она.
– Не знаю.
Они оба посмотрели на Оливию. Она стояла на выступающей веранде в застекленной гостиной Джима и смотрела на залив. После звонка Кэри она еще не произнесла ни слова.
– Ливви, – окликнула ее Энни, – ты в порядке? Оливия не ответила.
Джим подошел и положил руку на ее плечо.
– О чем ты думаешь?
Оливия не обернулась, не взглянула на него, но ответила:
– О том, что я убила человека.
– Нет. – Голос Джима прозвучал чисто и звонко. – Ты никого не убивала.
Она уже рассказывала им о том, что произошло в церкви, и никто из них не счел, что она слишком далеко зашла. Правда, никому из них и в голову не приходило, что эта сцена может иметь какие-либо серьезные последствия.
– Мы никогда не думали, что Майкл способен на самоубийство, – сказала Энни.
– Ты не могла этого предвидеть, – подхватил Джим.
– Вы так думаете? – Оливия наконец повернулась к ним лицом. – Мне кажется, вы оба ничего не понимаете. – Глаза Оливии потемнели. – Дело не в том, что я довела Луизу до такого состояния, в котором она могла сказать Майклу, что у него нет иного выбора. И даже не в том, что, в сущности говоря, именно я заставила его совершить последний в его жизни заплыв…
– Перестань, Оливия, – взмолилась Энни.
– Дело в том, – продолжала Оливия, – что я даже не могу сделать вид, что жалею об этом. Нет, мне ужасно жалко Луизу и всех остальных, но это дешевая жалость. Неприглядная истина заключается в том, что я рада – по-настоящему рада, – что Майкл Ариас умер.
– Думаешь, я не рад? – еле слышно произнес Джим.
– Думаешь, мы оба не чувствуем то же самое, что и ты? – Энни придвинулась поближе к Оливии.
Оливия встряхнула головой:
– Это не то же самое.
– Почему? – спросила Энни.
– Потому что сделала это я, а не вы, – сказала Оливия и вздохнула.
Коронер вынес вердикт: смерть в результате несчастного случая. Через неделю после дознания состоялись похороны, на которых из членов семьи отсутствовал только Джим. Как доложила Кэри, над могилой звучали речи, превозносившие заслуги покойного перед семьей и отечеством.
Человека в черном кожаном пиджаке так и не нашли.
23
Дьюксфилд-Фелл, 4 июля 1996 года
Это было почти через десять месяцев после всех трагических событий, потрясших основы семьи Ариасов.
– Как вы думаете, – спросила Оливия, когда они стояли на знакомом, продуваемом ветром, испещренном морщинами склоне холма, – правильно ли мы поступали?
– А ты? – сказала Энни.
– Я первая спросила. Энни задумалась.
– Да, – произнесла она наконец, – в сложившихся обстоятельствах мы вели себя правильно.
– Джимми? – спросила Оливия.
– Ты и так знаешь, что я думаю.
– Я хотела бы услышать это еще раз. Здесь, на этом самом месте.
Джим кивнул:
– Хорошо. Нет, я не думаю, что мы всегда поступали правильно. Потому что справедливость так и не восторжествовала. – Он немного помолчал, прислушиваясь к свисту ветра, трепавшему его волосы. – Но я думаю, мы сделали все, что могли.
– Ливви? – Энни вопросительно взглянула на Оливию.
Зеленые глаза Оливии смотрели куда-то вдаль, губы сжались в прямую, жесткую линию.
– Мне просто противно об этом думать, – сказала она. – Хуан Луис избежал наказания и Майкл…
– Но Майкл не избежал наказания, – сказала Энни.
– Нет, избежал, – возразила Оливия. – Именно это он и сделал. И для меня это ужасно. А еще ужаснее то, что Джимми до сих пор чувствует себя ответственным за все, что сделали эти два человека. Не возражай, Джимми, – я вижу это в твоих глазах. Но все же…
– Но все же? – Джим нежно смотрел на нее.
– Но все же я знаю: мы сделали все, что могли. – Оливия устремила взгляд на землю, на то место, где смерть настигла ее родителей. – И наверное, этого достаточно.
Они действительно сделали все, что могли. Ради детей Питера они поддались на мольбы Луизы хранить молчание. Взамен Луиза согласилась продать часть коллекции с торгов и направить выручку в адрес благотворительного фонда Артура Сегала. Остальные картины она решила от имени Имануила Ротенберга передать в музеи Нью-Йорка, Берлина, Парижа, Тель-Авива и Цюриха.
Они действительно сделали что могли, но при всем желании они не могли восстановить истинную справедливость, потому что было уже поздно. Джим страдал от этого больше, чем остальные, уверовав в свою причастность к преступлениям, совершенным членами его семьи. Оливия и Энни вновь и вновь напоминали ему о том, как они его любят, о том, как глупо испытывать чувство вины за чужие грехи, но он так и не смог окончательно избавиться от этого чувства. Он пытался объяснить им, что ему просто необходимо раздать все, что у него есть, чтобы изничтожить даже следы проклятых денег, которые помогли ему сделаться тем, что он есть.
– Ради бога, Джимми, – нетерпеливо говорила Оливия в телефонную трубку накануне Дня благодарения, – ты же не монах, черт побери. Брось это самобичевание и живи нормальной жизнью.
– То же самое мне на прошлой неделе сказала Кэри, – признался Джим.
– В последнее время вы что-то слишком много общаетесь, – заметила Оливия. Она никак не могла перестать ревновать Джима к бывшей жене.
– Мы иногда приглашаем друг друга на ленч, – пустился в объяснения Джим. – Теперь, когда ее развод с Питером официально оформлен, мы можем себе это позволить.
Оливия замолчала, а Энни все это время задавала себе один и тот же вопрос: почему мужчины так глупо себя ведут?
– Как бы то ни было, – наконец произнесла Оливия, – Кэри права. Тебе следовало бы прислушаться к ее советам и перестать терзать себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106