То есть нет, вы же нижний этаж называете первым. Значит, я живу на третьем.
Английский акцент! И въехала в квартиру фотомодели. Модель из Англии. Что может быть лучше для сегодняшнего обеда!
– Извини, сестренка, ты сегодня вечером не занята? Кстати, как тебя зовут?
– Эми. Эми Ла Мар. Очень рада с вами познакомиться.
– А я-то как рад, ты и не представляешь! Меня зовут Эдди Росс. Хочу пригласить тебя на обед в ресторан. Познакомлю с приятелями.
– С приятелями? Но, простите, мы с вами только что познакомились. Нет, извините, я не могу. Спасибо за приглашение.
Он положил руку на дверной косяк и загородил ей проход. Эдди был крупный мужчина. Большая голова, квадратное лицо, мясистые губы и тонкие усики. На зубах огромные золотые коронки, на толстом розоватом пальце – массивный золотой перстень.
– Ты хочешь обидеть меня, сестренка?
– Перестаньте называть меня сестренкой! – Эми дрожала от волнения. Перелет через океан, огромный незнакомый город – все это обрушилось на нее в один день, и нервы начинали сдавать. В незнакомом городе ей на каждом углу чудилась угроза, а тут этот огромный страшный человек пристает прямо у ее подъезда.
– Позвольте мне пройти. Я устала и хочу спать. Понимаете, я только вчера прилетела из Лондона.
– На этот раз я пропущу тебя. Но только на этот раз. Подумай хорошенько, когда мы сможем встретиться и спокойно поговорить… – И когда она уже поднималась по лестнице, низкий глубокий голос прошипел ей вслед:
– Се-сссс-тренка!
ЛОНДОН, 1994
– Я понимаю, это звучит глупо, но, может, к вам случайно заходил когда-нибудь парень по имени Томми Лоуренс? – Кэсси стояла у стойки бара лондонского кафе «Джо» на Дрейкотт-авеню и заискивающе смотрела на бармена.
– Эй, ребята, – крикнул бармен. – Некий Томми Лоуренс бывал у нас?
– У нас всяких Томми бывает по сто штук на дню. А кто спрашивает?
– Молодая девушка. Ищет возлюбленного. – Бармен заметил, как вспыхнула Кэсси, и успокаивающе добавил: – Не волнуйтесь, все устроится. Выпьете чего-нибудь?
– Диетическую коку, пожалуйста. Понимаете, я подумала, если он завсегдатай, то вы бы его запомнили.
– А может, я его и помню. В лицо. А имени могу и не знать. У вас нет фотографии?
Вот в этом-то все и дело! Кроме образа Томми, который, как живой, стоял у нее перед глазами, не было у Кэсси никакой фотографии. Она грустно покачала головой.
– Понятно. А почему, собственно, вы думаете, что он бывает именно здесь? – спросил бармен.
Было еще рано, народу в заведении было немного, и бармен вполне мог позволить себе поговорить с этой странной девушкой. Он тоже был отчасти романтик. Но когда Кэсси рассказала ему, что прилетела из Нью-Йорка на поиски молодого человека, с которым встречалась всего два раза в жизни и который с тех пор ни разу ей даже не позвонил, бармен сразу смекнул, в чем дело. Похоже, все эти байки про огромное поместье, про высокую должность в Сити, про вечера в роскошных кафе вроде «Джо», «Дафниз», «Фокстрот Оскар», «Трэмп» или «Сан-Лоренцо» – типичный блеф: девочке просто-напросто навешали лапшу на уши.
– Возвращайся-ка лучше домой, дорогая моя, – посоветовал он Кэсси. – Скорей всего твою иголочку надо искать в стогу где-нибудь на Манхэттене.
Если бы она могла вернуться домой! Но, уезжая из Нью-Йорка, Кэсси сожгла за собой все мосты. Теперь она Кэсси Дилан. А Кэсси Зиммерман больше не существует. Последние дни в Нью-Йорке мать только и знала, что повторять:
– Не расстраивай отца, Кэсси. Заклинаю тебя, не расстраивай отца.
Какая чушь! Да разве она хотела причинять ему боль? Когда она по радио услышала о землетрясении в Лос-Анджелесе, сразу же прибежала из своего общежития домой, даже в агентство не позвонила и не предупредила. Мать была в истерике, собирала чемодан, собиралась лететь в Калифорнию. У Эла Зиммермана случился сердечный приступ.
– Его отец тоже умер от сердца, – подливала масла в огонь Дорис Зиммерман.
Однако все обошлось, и отец Кэсси выкарабкался. Но печальный опыт придал ему решимости. Пора наконец уезжать из Калифорнии. При первой же возможности он прилетел в Нью-Йорк. Доктора в один голос твердили: он еще хорошо отделался, но теперь – полный покой, никаких споров, никаких волнений.
Поэтому, когда Кэсси попросила у отца денег на поездку в Лондон, якобы для того, чтобы начать карьеру фотомодели (а на самом деле, чтобы найти Томми Лоуренса), и Эл пришел в ярость от этой идиотской затеи, Кэри Зиммерман отвела дочь в сторонку и заговорила с ней таким решительным тоном, которого Кэсси от матери никак не ожидала.
– Как ты можешь сейчас соваться к отцу с такими просьбами? – отчитывала ее мать. – Ты слышала, что сказал доктор? Ведь он при тебе это говорил. Неужели фотомодельные бредни так задурили тебе голову, что ты перестала понимать обычный английский язык? Я завтра же позвоню в это твое агентство и скажу, чтобы они вычеркнули тебя из всех своих списков. Ты останешься дома и будешь помогать мне ухаживать за отцом.
В этой ситуации Кэсси повела себя, конечно, не лучшим образом, но в глубине души винила в этом не только себя. Как большинство детей из Беверли Хиллз, она была капризной и избалованной, но, в конце концов, ведь не она же себя воспитала такой, а родители. И если она свято держалась принципа «вынь да положь», то ведь научилась-то она этому в детстве, сидя на коленях у папочки. Кэсси прекрасно умела вить из отца веревки и рано или поздно выжала бы из него деньги на поездку в Лондон. Надо было просто расписать, как это важно для его любимой дочери, и как она ему будет благодарна, и как она этого никогда не забудет, и так далее, и тому подобное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114