Потом перечислялись места ее работы во время каникул: одно лето Дарья проработала воспитателем в детском лагере в Мэриленде, другое – интерном на телестудии. Здесь же было приложено извещение из почтового отделения, сообщавшее, что Дарья сейчас вместе с двумя подругами проживает в общежитии университета. У Габриэлы от изумления и ненависти к Питу перехватило дух. Сколько же усилий потратил он, чтобы собрать полную и методичную информацию о ее дочери, крошечном, беспомощном существе, с которым она рассталась, даже не увидев? Вычеркнула из своей жизни до того, как оно покинуло ее тело.
Чем дальше вчитывалась она в эти строки, тем жарче разгоралась в душе ярость против Пита.
Все эти годы – с той самой минуты, как она поняла, что беременна, до самых последних дней – она постоянно испытывала одно и то же – страх и чувство вины. Сначала преобладал страх, что об этом узнают в католической школе или, не дай Бог, ее отец. Когда прошло время и Габриэла поняла, что разоблачение ей не угрожает, ее совесть стали терзать сомнения, не совершила ли она страшную ошибку. Может быть, ей следовало растить ребенка самой, а не отдавать в неизвестно чьи руки?
Позже этот страх снова вернулся к ней, приняв другую форму. Габриэла вообразила себе, что что-то ужасное должно случиться с Диной как возмездие за грех матери. Одного ребенка она отдала сама, другого судьба отнимет у нее. Поэтому Габриэла восприняла решение Дины расстаться с матерью как некую высшую справедливость. Этот разрыв был все-таки не так трагичен, как то ужасное, что мерещилось Габриэле.
Закрыв руками лицо, она дала волю слезам, оплакивая свою потерю. Рядом не было никого, с кем можно было бы разделить боль. Единственный человек, знавший ее тайну, – Дина стала ей совсем чужой.
Но когда она перестала плакать и попыталась собраться с мыслями, до нее дошло, что это письмо Пит адресовал Дине – своей собственной дочери. И когда она перечитала строчку за строчкой это злосчастное письмо, ею овладело сильнейшее искушение броситься к телефону, позвонить Нику и сказать ему, что она передумала, что она изменила решение, что без него она не может жить, что она слишком сильно любит его, чтобы расстаться.
Но почему-то вместо этого она не торопясь вышла из кабинета, спустилась на первый этаж в гостиную, залитую солнечными лучами, такими яркими и радостными, взяла в руки фотографию Пита, когда он был молод и не так жесток и вся тяжесть его ненависти еще не обрушилась на нее. Присев на кушетку, она рассматривала фотографию очень внимательно. Казалось невероятным, что Пит действительно мертв и у нее нет возможности отомстить ему за его поступок, который нельзя простить даже мертвому!
Неужели она была так глуха и слепа, что за семнадцать лет не разобралась в истинной сущности Пита? Вероятно, с ее стороны было бы не слишком честно во всем винить только Пита. Да, он не давал ей слова в их семейной жизни, но она этого и не просила, безоговорочно следуя правилам, которыми он руководствовался. Но с годами она стала замечать, как разрушается его душа и одновременно их брак, казавшийся поначалу таким удачным. Она попыталась возвысить голос, но это не привело ни к чему хорошему, а только ускорило их разрыв. Размышления о прошлом, в котором ничего уже нельзя было изменить, навели ее на мысли о Нике. Ее охватило желание услышать его голос. Она не спеша поднялась, подошла к телефону, набрала его номер и, собрав все свое мужество, стала ждать ответа. Но когда он снял трубку, мужество покинуло Габриэлу, и она вновь спряталась за воздвигнутую ею самой стену фальшивого равнодушия, отказываясь открыть ему свою боль, свое одиночество, свою тоску по нему.
…Черный «альфо-ромео» Ника прошуршал по гравию подъездной дороги прямо ко входу в дом. Габриэла смотрела, как он выбрался из машины, одетый в брюки цвета хаки и светло-голубую рубашку. Ее пронзила мысль, что она не имеет права потерять его. Она молча следила, как он приближается к ней, и неожиданная вспышка какой-то энергии толкнула ее в объятия Ника.
– Что случилось, Габи?
Она перевела дыхание, прежде чем ответить:
– Ты нужен мне. – И не удержалась, чтобы не добавить: – По крайней мере сейчас. Я не обидела тебя?
Он покачал головой.
– Я не хочу, чтобы ты меня жалел. Все, что может случиться сейчас, не имеет значения для нашего будущего.
Она прильнула к нему всем телом, женский инстинкт подсказал ей единственно правильную интонацию.
– Давай займемся любовью!
Нику понадобилось короткое мгновение, чтобы прийти в себя от ее неожиданного напора, но опыта обращения с женщинами у него было достаточно, поэтому он тут же подхватил ее на руки и понес в спальню.
Первым делом он расстегнул пуговицы на рубашке, потом скинул одеяла и подушки на пол.
– Вообще-то я не пожарная команда, чтобы вызывать меня по поводу твоей вспыхнувшей вдруг страсти.
– Моя страсть не вспыхнула вдруг, я полюбила тебя с первого взгляда, – сказала Габриэла, как ни трудно ей было признаться в этом.
Ник, безусловно, был красивым мужчиной. Каждый мужчина, которому она отдавалась и который проникал в ее тело, был красивым. Кевин был вне конкуренции! Пит тоже без труда завоевал ее любовь, тело и душу. И остальные мужчины в ее жизни. Все они обманывали ее своим внешним обаянием. В каждом случае все кончалось разочарованием, грязным скандалом или даже трагедией. В Габриэле жила надежда, что с Ником все будет иначе, и ее связь с ним не кончится так плачевно. Ее так тянуло к сильному мужскому телу. Она прижалась щекой к его груди и зажмурила глаза.
– Люблю, люблю тебя… – повторяла она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84