Ринна не сходила с места, протягивая ему на ладони изюм. Кинжал долго смотрел на нее, продолжая колебаться. Наконец сделал шаг вперед.
– Давай, – сказала она, – не бойся. Я просто поглажу тебя.
– Осторожнее, мисс. Он все еще злится. – Чарли явно нервничал. В конюшне он был за все в ответе, и, если что-нибудь произойдет с Ринной, ему не поздоровится.
– Давай, – снова позвала Ринна, подходя ближе и протягивая коню изюм.
Конь медленно двинулся ей навстречу. Остановившись перед ней, он понюхал изюм на ее ладони. Она почувствовала его мягкие губы, щекотавшие руку. Обрадовавшись, что он все-таки доверился ей и подошел, она похлопала его по шее и, вытянув руку, почесала за ушами.
– Вот так, – Чарли был явно раздосадован, – все мужчины, стоит им сказать ласковое слово и угостить сладостями, тут же тают. Я не мог подступиться к этому жеребцу, он все время норовил укусить меня.
– У нас у всех есть свои недостатки, Чарли.
Ринна резко обернулась. У входа в стойло стоял Трэвис. Интересно, он долго наблюдает за ними? По выражению его лица не понять – злится он или нет. Сзади Кинжал ткнулся в нее мордой, требуя новой порции изюма. Не обращая внимания на ироничное замечание Трэвиса, она повернулась и дала коню еще несколько изюмин. Затем опустилась на колени и стала водить рукой по ногам лошади в поисках раны.
– Нет, с ногами у него все в порядке, – спокойно сказал Трэвис; очевидно, его нисколько не разозлило ее присутствие в стойле одного из самых ценных его рысаков. – Я сначала тоже так думал, но мы осмотрели каждый сантиметр его тела и, ни черта не обнаружили. Я начинаю думать, что Дэвид прав. Вероятно, мне следует продать его.
Ринна еще некоторое время смотрела на Кинжала. Затем повернулась и вышла из стойла. Трэвис запер за ними дверь.
– Постарайся, чтобы он уснул, Чарли.
– Так точно, босс. – Конюх чуть ли не поклонился, обрадовавшись, что не получил нагоняй от Трэвиса за то, что разрешил Ринне войти в стойло.
– Когда он выиграл свою первую скачку, – спросила Ринна, – дорожка была размыта дождем?
Они направлялись к дому; услышав вопрос, Трэвис поднял на нее глаза:
– Да. Дождь тогда шел два дня подряд. На дорожке была сплошная грязь.
– А ты не пробовал сделать мягкие прокладки для копыт?
– Нет. – В задумчивости он на секунду остановился, засунув руки в карманы. – Ты думаешь, у него слишком нежные ноги?
Ринна тоже остановилась. Впервые с тех нор, как они покинули больницу, где лежал ее отец, она не испытывала напряжения в присутствии Трэвиса.
– Отец рассказывал мне об одном из победителей скачек «Трипл Краун», у которого подковы имели мягкие прокладки из фетра. Если Кинжал иногда хромает без всякой причины, почему бы не попробовать смягчить силу воздействия на его копыта? Может, это поможет.
– Не знаю. Боюсь рисковать. – Наморщив лоб, Трэвис продолжал размышлять. Затем пожал плечами. – А что, черт побери, может, ты и права. Я уже испробовал все, не пробовал только перекрасить его в другой цвет.
Ринна улыбнулась:
– Трудно поверить, что ты подвержен суевериям.
– Стараюсь бороться с ними, – сказал он, усмехнувшись. На этот раз его улыбка была искренней. – Но я скрещиваю пальцы в надежде на удачу. А перед скачкой всегда делаю одно и то же. – Он помолчал. – Возможно, потому у меня ничего и не выходит с Кинжалом. Наверное, мне надо изменить тактику.
– А что ты делаешь перед скачкой? – Ринна испытывала неподдельное любопытство.
– Брожу из угла в угол, курю сигару, ем устриц.
Она засмеялась, испытывая странное чувство безмятежности. Они стояли под старой ивой, легкий ветерок трепал ее волосы. Ринна спиной прислонилась к бугристому стволу дерева.
– Мой отец тоже верит в талисманы. Говорит, что не помешает, если удача будет на твоей стороне. Однажды перед скачкой я надела старую рубашку, и так случилось, что лошадь, на которую мы мало надеялись, выиграла гонку. С тех пор я была в той рубашке, когда бежала эта лошадь. – Ринна взглянула на Трэвиса и заметила на его губах улыбку. Он тоже прислонился к дереву, его рука рядом с ее лицом. – Даже когда эта рубашка стала мне мала, я все равно надевала ее.
– Отец ведь был тебе близким человеком?
– Да, очень, особенно после смерти матери.
– Я понял, что вы вместе работали.
– Если хочешь, можешь это так назвать. Я не получила диплома тренера, но я помогала ему на тренировках. Ребенком я всегда хотела иметь собственного рысака. Совсем как Энди. Все время приставала к отцу.
– Но так ничего и не добилась?
– Нет. Мы не могли себе позволить настоящую чистокровную лошадь, а, повзрослев, я привыкла ездить на лошадях, которых тренировал отец. Мне казалось, что они мои собственные. В какой-то степени они все были моими.
– Почему же ты стала учительницей?
– Я люблю детей. – Она снова улыбнулась. – Смешно, но, оставив в покое мысль о собственной лошади, я вбила себе в голову, что буду только жокеем. Я даже участвовала в одной скачке. После этого поступила в колледж.
– Ты проиграла скачку?
– С позором. Это было во Флориде, в Дауне. Я пришла семнадцатой, хотя перед этим мне казалось, что завоюю весь мир. Мы задержались у стартовых ворот, я ужасно нервничала и забыла пришпорить. Кажется, лошадь тоже так и не смогла оправиться от шока. По крайней мере, она больше не побеждала. Шелли Роббинс – помнишь ее? – не оставляла меня в покое после этого. Постоянно насмехалась надо мной. – Ринна замолчала, смущенно поглядывая на свои руки и стараясь подобрать подходящие слова, чтобы выразить Трэвису благодарность. Почему ей так трудно просто сказать спасибо? Наконец она решилась: – Трэвис, не знаю, как мне это сказать, но я просто хотела поблагодарить тебя за все, что ты сделал в последние дни для меня и моего отца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50