– внезапно выпалил Пинкорн с замиранием сердца, надеясь, что майор не сочтет его за эти слова трусом. Трусов он не сек розгами, а просто расстреливал.
Майор Дурсль медленно оторвал взгляд от бумаг, лежащих на столе и, недовольно сложив свои тонкие губы, сердито взглянул на подчиненного.
– Ты пойдешь один, – отрезал он. – Большой отряд может привлечь внимание этих двоих, а я не хочу, чтобы они знали, что за ними следят.
Пинкорн судорожно сглотнул, бледнея при мысли о том, что ему предстояло сделать. Уже через две недели ему, возможно, придется стать обедом для кровожадных аборигенов, которых они, британские воины, довели грабежами и насилием до крайней агрессии.
– Слушаюсь, сэр, – сказал сержант без особо-то энтузиазма. – Как прикажете, сэр.
– Кроме того, Пинкорн, – внезапно остановил его майор Дурсль. – Обрати внимание на то, сколько еще переселенцев находится на ферме, куда направляется Уиллоби. Узнай, сколько человек придется устранить с пути, чтобы заполучить этих двух девок.
– Двух девушек, сэр? – изумленно переспросил Пинкорн.
– А как ты думаешь, если Уиллоби отказывается от такой красотки, как эта туземка, какова же его невеста? Уиллоби давно уже у меня как кость в горле, и я буду рад прикончить его собственноручно, – усмехнулся Дурсль. – И потом обставлю все так, будто эту семью и Джека прикончили аборигены, а девушку возьму под свое покровительство. Мне до смерти надоели эти черномазые бабы, я соскучился по нежной, белой коже… Когда эти девчонки останутся одни в этой глуши, им придется принять мои условия, а? Но надо сделать так, чтобы никто не догадался о моей причастности к уничтожению этой семьи. Я правильно рассуждаю, Пинкорн?
На некоторое время сержант онемел. Только теперь он понял, почему майор так легко отказался от суда над Уиллоби в городе. Он понимал, что здесь много посторонних глаз, которые не дадут ему учинить явное зверство, поэтому-то он и отпускает Уиллоби на все четыре стороны.
– Но, сэр, с ними поедет священник, – почтительно заметил Пинкорн.
– Я знаю, – безразлично ответил майор Дурсль. – Придется пожертвовать им. В городе два английских пастора, зачем нам католический священник, или мы должны думать об этих французишках и ирландцах день и ночь?
– Как скажете, сэр, – осторожно сказал Пинкорн. – Я сделаю все, что вы приказали. Желаю здравствовать, сэр.
С этими словами сержант вышел из комнаты. Несколько минут он бродил по улице, повесив голову. Отчаянные мысли одолевали его. Больше всего ему хотелось пойти в дом священника Доджсона и все ему рассказать. Но он хорошо понимал, что единственная реальная сила в городе – это британские солдаты, а они сейчас подчиняются майору Дурслю. Конечно, если о планах майора узнают граждане, девушка останется свободной, но ему, Пинкор-ну, придется проститься с жизнью. Пока дело дойдет до высших инстанций, его расстреляют, как куропатку. Сержант застонал от этих невыносимых мыслей. Ему было бесконечно жаль девушку и ее семью, жаль симпатичного Джека Уиллоби, но умирать из-за них он не хотел. Оставалось только выждать пару недель, пока выздоравливают раненые, проследить за ними до конечного пункта, и доложить об этом майору, тем самым, подписав нескольким невинным людям смертный приговор.
– Эй, Пинкорн! – окликнул его низенький широкоплечий усач с добродушным лицом. – Что ты тут мостовую отмериваешь? Пойдем-ка лучше в трактир, пропустим парочку кружек пива!
Сержант тяжело вздохнул и ответил:
– Пойдем, приятель, хотя сегодня для поднятия настроения мне понадобится целая бочка!
Трактир, в котором обычно собирались солдаты и другие незначительные военные чины, представлял собой занятное зрелище. В нем не было той чистоты и опрятности, как в других кафе и трактирах, которые посещали горожане и вообще публика более солидная. Но зато царила особая атмосфера, присущая замкнутому корпоративному сообществу: особые шутки, которые показались бы сальными или просто непонятными человеку со стороны; несколько девушек легкого поведения перебрасывались фразами со знакомыми солдатами, забирались на колени к тем, у кого было для этого настроение и деньги. На закопченной стене красовалась тщательно прорисованная карта с флажками, обозначавшими британские форты. С каждым годом флажков становилось все больше.
Одна из девушек, черноволосая Мэри, похожая на смышленую обезьянку, подошла к севшим за столик приятелям и игриво обратилась к Пинкорну:
– Эй, сержант, женское общество не требуется? Я знаю тысячу способов помочь сердцу, изголодавшемуся по любви…
Девица вильнула худыми бедрами, подмигнув второму:
– Тодж, дорогуша, я вижу, ты сегодня в отличной форме, даже усы торчат по-боевому!
С этими словами Мэри плюхнулась ему на колени. Усач не растерялся, обхватил проститутку руками и начал нашептывать ей что-то на ушко. Мэри вертелась и кокетливо хихикала, но, чуткая к настроению клиентов, через какое-то время стала допытываться у сидящего рядом сержанта:
– Пинкорн, голубчик, что-то ты сегодня невеселый. Я думаю, что если мы с тобой уединимся на часок-другой, ты почувствуешь облегчение. Цена обычная, ну так что, дружок, пойдем?
Пинкорн досадливо отмахнулся от Мэри:
– Слушай, красотка, может, ты и понадобишься, только не сейчас. Дай мужчинам обсудить свои дела и как следует выпить. Твои прелести меня вдохновляют только после пяти пинт пива, не раньше!
Понятливая девица быстро вспорхнула с колен Тоджа и, томно взмахнув ресницами, проворковала:
– Тогда я подойду позже, мальчики, до ночи еще далеко!
Как только она отошла, Пинкорн, отхлебнув пива, нахмурив брови, начал рассказывать:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82