Девушка задумчиво потерла искалеченную ногу.
Инга медленно поднялась со скамьи. Черный меховой плащ соскользнул на пол, открыв белую с фиолетовым тунику. Неотрывно глядя на Торхолла, она шагнула к нему, постояла несколько мгновений, грациозно опустилась на пол, рядом со стариком, и молча сжала его руку. Тот не противился. Он сидели вместе: плечи Инги тряслись… голова была опущена. Обоих объединило страдание.
Уинсом хотелось плакать. Она никогда не видела такой душераздирающей сцены – рыдающая Инга подле сломленного, убитого горем, умирающего Торхолла.
Глаза Уинсом обратились к Бренду, совершенно раздавленному открывшейся горькой истиной. Ей захотелось подбежать к нему, успокоить, сказать, что все будет хорошо, но она не могла сдвинуться с места, понимая, что эти обещания пусты и беспочвенны. Будет только хуже.
Бренд был окончательно уничтожен. Как теперь оправдываться и навсегда избавиться от участи изгнанника? Но самое страшное – боль, отчаянная боль за Ингу, за Торхолла, за себя. Только сейчас Бренд понял, что думал только о себе, терзал старика, оскорбляя его, унижая перед людьми.
Кулаки Бренда сжимались и разжимались при мысли о том, как часто он обливал грязью беззащитного Торхолла, а ведь старик благородно попытался спасти молодую девушку от гнева ярла, хотя почти не знал ее. И как страшно заплатил за это!!! Бренд повесил голову. Как он ненавидел себя в эту минуту!
Какой-то шум на мгновение отвлек его. Это Уинсом, как всегда, без слов понимающая, насколько тяжело мужу. Бренд взглянул на прекрасную женщину, ставшую его женой. Он не стоит ее! Ничем не заслужил такой доброты, такого сочувствия.
Бренд отвел глаза, вне себя от страха: неужели она думает то же самое и захочет покинуть его? Он поспешно отвернулся, побагровев от стыда, но тут же услыхал шёпот:
– Бренд, я останусь с тобой до конца. Бесконечно благодарный за то, что она способна любить его, когда сам он ненавидит себя, Бренд обнял жену, позволяя ей дарить нежность, в которой так нуждался, нуждался всегда, так давно, так страстно… и не получал, потому что с детства был обделен любовью. Мать почти не обращала на него внимания, занятая коварными замыслами, и отсылала его прочь, пока отец сражался в чужих землях. А потом его отдали ярлу Эйольфу…
Бренд взглянул на стоявшую рядом прелестную темноволосую женщину. Она любила его. Он переплыл океан, чтобы отыскать ее, увез далеко от родины, стал причиной гибели ее племени, но она никогда не предавала его. Бренд низко опустил голову, потрясенный сознанием того, что его по-прежнему любят.
ГЛАВА 39
После ухода Инги никто не произнес ни слова. Уинсом и Бренд решили немного погулять по снегу, за ними отправились Олаф, Арни и трое стражников. В заваленном снегом доме остались только Ольга, Освальд и Торхолл. Освальд мирно похрапывал в постели. Ольга принесла Торхоллу еще чашку омерзительного на вкус отвара. Торхолл, сидя у очага, смотрел в пространство. Ольга поставила чашку и хотела отойти.
– Погоди, – прохрипел Торхолл. – Я… я… слишком много свалилось на меня сегодня. Не знаю, что и думать.
– Ja, – согласилась Ольга, примостившись у огня.
– Я всегда считал себя храбрым, – пробормотал Торхолл, глядя на пляшущие оранжевые язычки. – Я даже получил прозвище «Храбрый», которым гордился. У всех других людей клички шутливые, а у меня…
Старик вздохнул.
– Мое прозвище так много значило для меня… А потом настала эта ужасная ночь. Я… случайно вошел в зал и, поглядев в сторону освещенной комнаты, заметил Ингу, стоявшую над трупом с окровавленным ножом в руках. И хотя кровь все еще сочилась из груди Эйрика, он был мертв. Я понял, что здесь произошло убийство, но, прежде чем что-то сообразил, ноги сами понесли меня прочь. Так я стал изгнанником. Конечно, остальные посчитали это трусостью, взять хотя бы Бренда Бьорнсона. Он даже не трудился скрывать это. Но я не хотел, чтобы Инга страдала. Я достаточно долго гостил у ярла, чтобы понять, какой она человек – лучше и добрее я не встречал. Но об этом я подумал позже, – признал Торхолл, сжимая руками голову. – Моей первой мыслью было убежать, скрыться как можно дальше от дома ярла Эйольфа.
Торхолл поднял печальные измученные глаза, морщинистое лицо было искажено скорбью.
– Остальное ты знаешь. Я исчез, нашел убежище в Новом Свете, но и это оказалось недостаточно далеко – от собственной трусости не убежишь.
Ольга, молча слушавшая, тихо заметила:
– Я считала, что жизнь – это выбор между злыми и добрыми деяниями.
– Да, – согласился Торхолл, – ты, скорее всего, права.
– Но теперь, – продолжила старуха, – я бы пошла дальше: боюсь, перед нами два выхода – создать или уничтожить.
– И как это относится ко мне? – осведомился Торхолл.
Голубые глаза Ольги проницательно взглянули на него.
– Ты предпочел уничтожить.
Она осторожно притронулась к вздувшемуся животу в том месте, где выпирала болезненная опухоль.
– Ja, – шепотом признал Торхолл, – я предпочел уничтожить себя.
– Совершенно верно. Точно так же, как ярл Эйольф предпочел уничтожить твою семью после твоего бегства.
Торхолл молчал.
– Теперь выбор за тобой, – сказала Ольга, – подумай хорошенько – что ты сделаешь: создашь или уничтожишь?
– Создать или уничтожить, – задумчиво повторил Торхолл. – Конечно, я легко могу стать причиной гибели Бьорнсона, Инги, Уинсом и еще многих других.
– Да, они умрут, точно так же, как твои родные, – подтвердила Ольга, неотрывно наблюдая за Торхоллом. Она заметила, как лицо старика исказил гнев, и поняла, что раны, нанесенные ему, неизгладимо глубоки. Все будет, как он захочет;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101