Участь Шона О’Коннора все еще жива была в ее памяти. Но больше всего ее огорчали распри между Джеймсом и Френсисом. Джеймс, конечно, был сдержанно вежлив, Френсис – вспыльчив и упрям. Но Морган знала лучше, чем кто бы то ни было, насколько губительна религиозная вражда.
Вечером Морган пошла в библиотеку. Френсис сидел в своем любимом кресле с толстенным томом в руках и явно был недоволен ее появлением.
– Только не надо подозревать меня в приверженности еретическим взглядам лишь потому, что нас с твоим братом обвенчали по новому обряду, – без обиняков начала Морган и решительно уселась напротив Френсиса, – уверена, что, как только у Генриха родится сын, он вернется в лоно католической церкви и все распри мгновенно прекратятся. А сейчас лучше сдерживать свои эмоции и не болтать лишнего.
– Мы никогда не вернемся к прежнему! По крайней мере, Генрих Тюдор. Думаешь, он откажется от власти, которую приобрел, создав свою собственную церковь? Как же плохо ты знаешь людей!
– Не так уж плохо, если до сих пор мне удавалось справляться с Джеймсом. Не обостряй отношений, Френсис.
Он медленно отложил книгу.
– Не читай мне нотаций, Морган. Я не дурак. Я вовсе не собираюсь встать в центре Йорка или Уайтхолла и проповедовать свои взгляды. Но есть вещи, о которых нельзя молчать, сохранив свою честь.
Слова Френсиса смутили Морган: он не собирается заявлять о своих взглядах, но и отказываться от них не намерен.
– Не понимаю, о чем ты говоришь, – сказала Морган примирительно.
– Я и не надеялся, что ты поймешь, – бросил Френсис, едва сдерживая гнев. – Ты подписываешь акты, признания, брачные контракты, словно счета от портного. Ни на минуту не задумываясь, что они означают на самом деле.
Морган подскочила, свалив на пол томик Аристотеля:
– Это неправда! Меня заставили подписать!
Френсис фыркнул:
– Заставили или нет, держу пари, ты задумывалась над этими текстами не больше чем на несколько секунд, возможно, даже не помнишь, ради чего заложила свою бессмертную душу.
.– А если бы задумалась? Что пользы? Вспомни, чем закончил Шон О’Коннор!
Он тоже поднялся и наклонился над громадным дубовым столом:
– Я знал, что ты припомнишь его в качестве веского аргумента. Надеюсь, Шон О’Коннор по крайней мере имел представление о том, ради чего страдает, хотя скорее выступал против власти английского короля, чем в защиту римского престола. Еретики и фанатики обычно подтасовывают факты, стремясь исказить истину в своих интересах.
– А ты? – Морган ткнула в него пальцем. – Чем ты отличаешься от Шона, или Генриха Тюдора, или от своего брата, например?
– Трудно сказать, – спокойно ответил он. – Во всяком случае, я себя не обманываю. И тебя не стану обманывать. Я хочу тебя. Прямо сейчас.
Морган удивленно распахнула глаза. Они с Френсисом так давно не были наедине, а если и прикасались друг к другу, то лишь в официальной, сдержанной манере, приличествующей родственникам. Она почти забыла, насколько опасным и неотвратимым может быть его необузданное желание – и ее собственная реакция на него.
– Ну что же? – Он все еще крепко держал ее за руку, но во взгляде появился намек на улыбку. Она молчала. Френсис принял молчание за согласие и, подойдя к двери, запер ее. Когда он обернулся, она все так же стояла у стола, не возражая, но и не поддерживая его.
– Ну? – повторил он.
– Я жду ребенка, Френсис.
Настал его черед удивляться. Но, справившись с собой, он расхохотался, запрокинув голову, весело и заливисто.
– Бог мой, я рад за Джеймса! Не думал, что у него это получится.
Он замолчал и вопросительно взглянул на нее:
– Надеюсь, ребенок от Джеймса?
– Разумеется, ты, чудовище! Думаешь, я могу ему изменить? – воскликнула она, но тут же понизила голос, опасаясь, как бы их кто-нибудь не услышал.
– Можешь, ты сама это знаешь. Только тебе следовало бы по-другому ответить: «Думаешь, я могу изменить ему с кем-нибудь, кроме тебя?» – Он привлек Морган к себе и осторожно снял платок с ее головы. – Я искренне рад, что Джеймс оказался настоящим мужчиной.
– Ты странно выражаешь свою радость, – возразила Морган. – А теперь отпусти меня, уже поздно.
– Уже поздно, и я тебя не отпущу. Только не рассказывай мне, что во время беременности вредно заниматься любовью – этот номер пройдет с Джеймсом, но не со мной. Если помнишь, ты уже носила моего ребенка, когда мы в последний раз занимались любовью.
– Это было так давно, я почти забыла.
Морган хотела, чтобы заявление прозвучало равнодушно, но, к своему удивлению, уловила и нем тоскливые нотки. Френсис, крепко обнимая ее за плечи, заставил взглянуть ему прямо и глаза.
– Действительно, давно, но я ничего не забыл, и ты тоже, маленькая лгунья.
И прежде чем Морган успела ответить, его губы прижались к ее губам, он приник к ней, приподнимая, целуя шею, плечи, ложбинку между грудей. Морган прижалась к нему всем телом, запуская пальцы в густую шевелюру, нежно покусывая мочку уха. Уступив, она медленно опустилась на ковер у камина.
– Черт побери, – прошептал он, – почему бы тебе хоть раз не помочь?
И она помогла, тихо посмеиваясь над его неловкостью и удивляясь своей. Но некоторое время спустя оба лежали обнаженные, и отблески огня в камине освещали их тела.
– Ты стала более женственной с тех пор, как мы виделись в последний раз, – сказал Френсис, накрывая ладонью ее грудь.
– А скоро я стану еще и толще, – вздохнула она, скользя взглядом по его длинному стройному телу и одновременно задумчиво перебирая шелковистые волосы на его широкой груди.
Он поиграл ее соском и лукаво улыбнулся:
– Твои желания всегда были абсолютно очевидны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115