Судя по всему, смерть Виталия не была случайной, и что-то подсказывало мне, что Иван Сергеевич непременно появится у меня с визитом на днях.
Мне было не по себе, я так до сих пор и не осознал случившегося, очень трудно было представить, что Строганова нет больше среди живых.
Я медленно приближался к дому, раздумывая о произошедшем и механически трогая амулет, спрятанный на груди. Подарок в форме двойного ромба с мифической буквой алеф грел мне душу и успокаивал.
У меня перед глазами так и стояла сцена недавнего посвящения. И от грустных мыслей болело сердце.
Когда поручитель ввел Виталия Строганова в ложу, среди присутствовавших был так же и я. Молодой человек выглядел растерянным, его глаза скрывала повязка. Все собравшиеся были в белых кожаных фартуках, хранившихся в Ордене специально для ритуала. На мне тоже был фартук с отогнутым нагрудником. В дверях появился ритор, я узнал в нем своего хорошего знакомого Грушевского. Он долго и многозначительно говорил о таинстве, которое должно быть сохранено и передано потомкам и от которого зависит судьба всего человечества. Его указательный палец в кожаной белой перчатке был устремлен в грудь прозелиту. Я заметил, что у Виталия руки слегка подрагивали.
Потом ритор стал задавать ему церемониальные вопросы, знакомые мне, как и всякому масону.
— Клянешься ли ты сражаться со злом, воцарившимся в этом мире?
— Клянусь, — прошептал Виталий побелевшими, искусанными губами.
— Клянешься ли хранить священную тайну? — вновь вопрошал ритор.
— Клянусь, — вторил эхом взволнованный неофит.
Виталия подвели к столу, за которым сидели двенадцать человек, место председателя пустовало. Поручитель, лицо которого оставалось в тени, снял с его глаз повязку, Строганов зажмурился от яркого света. Алтарь освещали восемь огромных церковных свечей. К нему вели три ступени, означающие три последовательных рождения посвящяемого.
— Сегодня ты повергаешься к вратам храма, — провозгласил ритор.
Два брата встали из-за стола и под руки подвели Строганова к первой ступени. Ритор велел ему лечь. Виталий повиновался. Когда он встал, на него одели фартук Ученика с приподнятым нагрудником, изготовленный из кожи агнца.
Так кто же посмел посягнуть на жизнь новообращенного? Эта мысль не давала мне покоя весь путь до дома.
Я миновал аллею английского парка и подошел к парадному входу. Мира, кутаясь в кашмирскую шаль, уже поджидала меня на улице.
— Яков Андреевич, снова что-то произошло? — догадалась она, с тревогой заглянув мне в глаза. Сегодня она нарядилась по европейской моде, и вряд ли кто смог бы угадать в ней индианку. Свои тяжелые черные волосы она спрятала под изящной шляпкой с вуалью.
— Неужели, милая Мира, ты все еще не привыкла ко всяким неожиданностям, столько времени проживая со мной под одной крышей? — поинтересовался я, улыбаясь.
С тех пор, как я возвратился с Востока и привез ее с собой из далекой Индии, она добровольно взяла на себя обязанности экономки в моем доме. Я подозревал, что Мира тайно влюблена в меня с того самого момента, как мне посчастливилось избавить ее от жуткой смерти на родине. Индианка слыла гадалкой в своей стране, и мне не единожды суждено было убедиться в ее прорицательских талантах.
Мира вздохнула, ветер качнул ее дымковое платье.
— Ты же продрогла! — воскликнул я.
— Ничего подобного, — запротестовала Мира. — Я-то привыкла ко всему, — заявила она. — А вот Кинрю волнуется. Кажется, он возомнил себя вашим телохранителем!
В этот момент Юкио Хацуми, именующий себя Кинрю, что в переводе с японского значит ни больше не меньше, чем золотой дракон, вышел из-за колонного портика, предваряющего мой особняк, по всей видимости, намереваясь преступить к привычным обязанностям бессменного ангела-хранителя. Он пристально взглянул на меня из-под коротких густых ресниц и спросил как бы невзначай:
— Вскорости, вероятно, надлежит ожидать с визитом Кутузова?
— С каких пор ты научился читать мои мысли? — поинтересовался я полушутя-полусерьезно.
— С тех пор, как был вынужден в вашем обществе покинуть свою страну, — ответил Кинрю с достоинством. Его я привез с собой вместе с Мирой, выполнив важное поручение Ордена на Востоке еще до войны с Наполеоном. Только благодаря ему я смог избежать в Японии тюремных застенков.
Все вместе мы вернулись домой. Я чувствовал, что жутко проголодался, и, к моему удовольствию, в столовой уже был сервирован стол. Слуга подавал антре, холодные легкие закуски. И мы уже приступили к трапезе, когда принесли тортю, мой любимый черепаховый суп. Славная Мира, как всегда, обо всем позаботилась.
— Дело идет об убийстве? — сосредоточенно осведомился Кинрю, отправляя в рот полную ложку супа.
— Полагаю, что да, — произнес я в ответ, посчитав, что от расспросов все равно не отделаешься.
Так было всегда. Как бы я ни сопротивлялся, Юкио Хацуми узнавал все, что хотел. А о Мире вообще лучше смолчать. Иногда мне казалось, что моя черноокая подруга и так всегда знает все наперед. Чего только стоили ее магические сеансы гадания, будь то раскладка карт Таро или трактование древних астрологических таблиц. О ней в Петербурге уже ходили легенды!
— Ну, наконец-то! — усмехнулся Кинрю. — А то что-то мы уже заскучали.
Мира бросила на него убийственный взгляд, но ничего не сказала, выпив стакан холодной воды. Она заметно нервничала, предчувствуя появление Ивана Сергеевича Кутузова, мастера, открывшего мне истинный свет и тайную природу вещей. Ему я был обязан своим членством в Ордене и воистину безбедным существованием.
После обеда я поднялся в свой кабинет со сводчатым потолком и витражными окнами в средневековом стиле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10