ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Теперь же оказалось, что молодоженов нет, а следовательно, и появляться в ресторане Гуте было незачем.
– Мам, так я говорю: давай деда отправим! – снова предложила Варька.
– Точно, пап! Сходите, а? – засветились глаза у Гути.
Влас Никанорыч капризничать не стал. Напротив, как-то браво выгнулся, орлом взглянул на спутников и усмехнулся в вислые усы.
– Ну отчего ж не уважить обчество? Сходим. А, мужики? Я грю – в листоран сходим, а?
Мужики – два замызганных создания с увесистыми котомками – дружно закивали головами.
– Во! Мужики одобряют. Токо… – деловито нахмурился Влас Никанорыч. – Токо, доча, нам сперва надо помыться в ванне. Не можем же мы вот так, с устатку и прямо в листоран! Верно, мужики?
Мужики, словно дрессированные тюлени, снова в лад задергали головами.
Гутя молчком побежала готовить ванну, а приезжие гости принялись располагаться.
После длительной купальной процедуры папаша потребовал «рюмашку для чистого тела». Потом решил познакомиться с котом, а за знакомство требовалось выпить еще одну рюмочку. Кот знакомиться не собирался, а даже напротив – оцарапал назойливого гостя, после чего тому приспичило смазать ранку водкой, причем выяснилось, что лучше принять «лекарство» внутрь. Потом понадобилась рюмочка для снятия стресса. После еще одна, а затем, весело блестя хмельными очами, батюшка и вовсе заявил:
– Я, слышь, чего грю, мужики! А на кой леший нам ваабче этот листоран сдался? Нам и тут хорошо, а?
Мужики масляно улыбались и кивать уже не могли.
– Во, дочура! Мы так и порешили – сбегай-ка ты нам за бутылочкой, а мы тут посидим.
– Но… – начала было Гутя.
– А я грю – посидим! – властно рявкнул отец. – Потому как у нас горе! Беги, грю, за бутылочкой!
Гутя уже не могла спорить, возмущаться, ей хотелось, чтобы этот шальной день поскорее закончился. За бутылочкой, конечно, она не побежала – сбегал Фома, а Варька уселась за телефон и принялась обзванивать теток и сообщать, что гулянье сегодня состоится без новобрачных.
– Ты, Варь, скажи им… слышишь, Варя! Ты им скажи, что у нас жених занемог! – громким шепотом поучала дочь Гутя. – Скажи, сами не знаем, что с ним стряслось! Побелел, мол, весь, пена ртом пошла…
Варька послушно плела всякую ересь на почтенного Геннадия Архиповича, а тетушки долго охали в трубку, сокрушались о несложившейся судьбе младшенькой сестрицы. Однако от ресторана не отказались и пообещали отгулять весело, как если бы жених и не занемог. Еще и выразили надежду, что, дескать, когда пена у молодого уляжется, можно будет и еще собраться, они не откажутся.
Гутя немного успокоилась и собиралась тихонько удалиться в свою комнату, дабы мирно всхрапнуть после тяжелого дня, однако Фома уже принес заветную бутылочку, и папеньке требовалось выплеснуть душу.
– Гутя! – кричал он из кухни. – Иди к нам!! Соболезнуй!
Одного Фомы, который терпеливо восседал за столом вместе с гостями, ему было явно недостаточно.
– Ты, доча, только послушай! У нас такое горе, такое горе… Петрович! Ну какого лешего ты в рот как воды набрал?! – накинулся отец на притихшего пьяненького друга. – Я, что ль, буду посвящать всех в твои напасти?! Ты думаешь, если ты вот так молчком просидишь, тебя здесь пригласят еще на недельку остаться? Не-е-ет, мил дружок, надо про свою беду подробности изложить, тогда моя дочь растает, и живи ты у нее здеся хоть цельный месяц!!
Все Неверовы, заслышав про «цельный месяц», словно утиная стая, синхронно крякнули, вытянулись и приготовились к самому худшему.
Петрович же дернул носом, пригорюнился, воровато опрокинул рюмочку и горестно развел руками.
– Дык… а каки подробности? Корову мою споганили. Обесчестили, можно сказать… надругалися…
– Господи… – тихо выдохнула Гутя. – И что с ней такое вытворили?
– И главное – у кого ж на животное-то рука поднялась? – удивился даже Фома.
Петрович злобно сверкнул глазами на своего соседа – молчаливого моложавого мужика и ткнул в него скрюченным пальцем.
– Вот у яго! У Терехи! Пар-разит! У-у! Как дал бы! – замахнулся он на приятеля и тут же любезно пояснил хозяевам: – Он моей Дуське все роги отпилил! А кака корова хороша была! Я ее аккурат продавать собирался, так он, варнак… У-у! Как дал бы!
Тереха быстро вытер нос рукавом и торопливо принялся защищаться:
– А и правильно! А чего мне делать-то? – на всякий случай отодвинулся он с табуреткой подальше от яростного рассказчика. – Вот вы сами рассудите: оставил я, значит, машину возле ворот. У меня машина – «Жигули»! И черт попутал мою бабу на заднем сиденье буханку хлеба забыть. Она, вишь ты, из дальней деревни специально себе какой-то с отрубями покупает, от нашего, деревенского, у ее, вишь ты, нутро пучит! Ну и оставила. А корова эта… Я прям и сам не соображу – как она за этой буханкой в машину-то влезла? Я ж все стекла закрыл! А может, и не закрыл… точно, не закрыл, потому что жара была… Ну и она просунулась туда-то, к буханке башкой, а обратно никак не получается у ее. Рога ж мешают! И еще, главно дело, мукает! Мы с тестем все извелися, пока ее из «Жигулей» выковыривали! А все одно – не высовывается башка коровья, хошь ты тресни! И, главно дело, корова уж и сама б рада назад-то, ан нет – рога в стекла не пролазиют! Ну мы с тестем и того… пилой отпилили. И все только затем, чтоб не мучилась животина! А этот!… Набежал, орет «кто над моей Дуськой надругался?! Какой самасшедший на роги позарился?!»
Хлипенький Петрович подался тщедушным тельцем на здоровенного Тереху и визгливо заверещал:
– А и чего такого неправильного сказал?! Самасшедший и есть! Подладился к корове, так и бери ее всю!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
– Мам, так я говорю: давай деда отправим! – снова предложила Варька.
– Точно, пап! Сходите, а? – засветились глаза у Гути.
Влас Никанорыч капризничать не стал. Напротив, как-то браво выгнулся, орлом взглянул на спутников и усмехнулся в вислые усы.
– Ну отчего ж не уважить обчество? Сходим. А, мужики? Я грю – в листоран сходим, а?
Мужики – два замызганных создания с увесистыми котомками – дружно закивали головами.
– Во! Мужики одобряют. Токо… – деловито нахмурился Влас Никанорыч. – Токо, доча, нам сперва надо помыться в ванне. Не можем же мы вот так, с устатку и прямо в листоран! Верно, мужики?
Мужики, словно дрессированные тюлени, снова в лад задергали головами.
Гутя молчком побежала готовить ванну, а приезжие гости принялись располагаться.
После длительной купальной процедуры папаша потребовал «рюмашку для чистого тела». Потом решил познакомиться с котом, а за знакомство требовалось выпить еще одну рюмочку. Кот знакомиться не собирался, а даже напротив – оцарапал назойливого гостя, после чего тому приспичило смазать ранку водкой, причем выяснилось, что лучше принять «лекарство» внутрь. Потом понадобилась рюмочка для снятия стресса. После еще одна, а затем, весело блестя хмельными очами, батюшка и вовсе заявил:
– Я, слышь, чего грю, мужики! А на кой леший нам ваабче этот листоран сдался? Нам и тут хорошо, а?
Мужики масляно улыбались и кивать уже не могли.
– Во, дочура! Мы так и порешили – сбегай-ка ты нам за бутылочкой, а мы тут посидим.
– Но… – начала было Гутя.
– А я грю – посидим! – властно рявкнул отец. – Потому как у нас горе! Беги, грю, за бутылочкой!
Гутя уже не могла спорить, возмущаться, ей хотелось, чтобы этот шальной день поскорее закончился. За бутылочкой, конечно, она не побежала – сбегал Фома, а Варька уселась за телефон и принялась обзванивать теток и сообщать, что гулянье сегодня состоится без новобрачных.
– Ты, Варь, скажи им… слышишь, Варя! Ты им скажи, что у нас жених занемог! – громким шепотом поучала дочь Гутя. – Скажи, сами не знаем, что с ним стряслось! Побелел, мол, весь, пена ртом пошла…
Варька послушно плела всякую ересь на почтенного Геннадия Архиповича, а тетушки долго охали в трубку, сокрушались о несложившейся судьбе младшенькой сестрицы. Однако от ресторана не отказались и пообещали отгулять весело, как если бы жених и не занемог. Еще и выразили надежду, что, дескать, когда пена у молодого уляжется, можно будет и еще собраться, они не откажутся.
Гутя немного успокоилась и собиралась тихонько удалиться в свою комнату, дабы мирно всхрапнуть после тяжелого дня, однако Фома уже принес заветную бутылочку, и папеньке требовалось выплеснуть душу.
– Гутя! – кричал он из кухни. – Иди к нам!! Соболезнуй!
Одного Фомы, который терпеливо восседал за столом вместе с гостями, ему было явно недостаточно.
– Ты, доча, только послушай! У нас такое горе, такое горе… Петрович! Ну какого лешего ты в рот как воды набрал?! – накинулся отец на притихшего пьяненького друга. – Я, что ль, буду посвящать всех в твои напасти?! Ты думаешь, если ты вот так молчком просидишь, тебя здесь пригласят еще на недельку остаться? Не-е-ет, мил дружок, надо про свою беду подробности изложить, тогда моя дочь растает, и живи ты у нее здеся хоть цельный месяц!!
Все Неверовы, заслышав про «цельный месяц», словно утиная стая, синхронно крякнули, вытянулись и приготовились к самому худшему.
Петрович же дернул носом, пригорюнился, воровато опрокинул рюмочку и горестно развел руками.
– Дык… а каки подробности? Корову мою споганили. Обесчестили, можно сказать… надругалися…
– Господи… – тихо выдохнула Гутя. – И что с ней такое вытворили?
– И главное – у кого ж на животное-то рука поднялась? – удивился даже Фома.
Петрович злобно сверкнул глазами на своего соседа – молчаливого моложавого мужика и ткнул в него скрюченным пальцем.
– Вот у яго! У Терехи! Пар-разит! У-у! Как дал бы! – замахнулся он на приятеля и тут же любезно пояснил хозяевам: – Он моей Дуське все роги отпилил! А кака корова хороша была! Я ее аккурат продавать собирался, так он, варнак… У-у! Как дал бы!
Тереха быстро вытер нос рукавом и торопливо принялся защищаться:
– А и правильно! А чего мне делать-то? – на всякий случай отодвинулся он с табуреткой подальше от яростного рассказчика. – Вот вы сами рассудите: оставил я, значит, машину возле ворот. У меня машина – «Жигули»! И черт попутал мою бабу на заднем сиденье буханку хлеба забыть. Она, вишь ты, из дальней деревни специально себе какой-то с отрубями покупает, от нашего, деревенского, у ее, вишь ты, нутро пучит! Ну и оставила. А корова эта… Я прям и сам не соображу – как она за этой буханкой в машину-то влезла? Я ж все стекла закрыл! А может, и не закрыл… точно, не закрыл, потому что жара была… Ну и она просунулась туда-то, к буханке башкой, а обратно никак не получается у ее. Рога ж мешают! И еще, главно дело, мукает! Мы с тестем все извелися, пока ее из «Жигулей» выковыривали! А все одно – не высовывается башка коровья, хошь ты тресни! И, главно дело, корова уж и сама б рада назад-то, ан нет – рога в стекла не пролазиют! Ну мы с тестем и того… пилой отпилили. И все только затем, чтоб не мучилась животина! А этот!… Набежал, орет «кто над моей Дуськой надругался?! Какой самасшедший на роги позарился?!»
Хлипенький Петрович подался тщедушным тельцем на здоровенного Тереху и визгливо заверещал:
– А и чего такого неправильного сказал?! Самасшедший и есть! Подладился к корове, так и бери ее всю!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11