- У нас не осталось гноя, весь истратили.
- В больных недостатка нет, - фыркнул Илабор.
- Гракс, ты можешь принести нам пробы гноя больных, которые находятся
внутри Стены? - спросила Криджин.
- Да.
"Да". Эйрис резко подвинула свое кресло так, чтобы лучше видеть лицо
Гракса.
- Но вчера ты сказал мне, Гракс, что люди там находятся в стазисе -
как мы, когда нас погрузили в сон, или как моя нога - и потому не должны
чесаться. Если они в стазисе, то как же могут гноиться их язвы?
В комнате воцарилось молчание.
Лицо Гракса стало напряженным. Наконец он ответил:
- Ты не поняла моего объяснения. Я уже говорил, что пока твоих знаний
недостаточно, чтобы понять суть стазиса. Существует много разновидностей
стазиса. Стазис холодного сна, который вы испытали, попав внутрь Стены,
отличается от стазиса, который окружает твою ногу. Этот стазис не полный.
Подумай, Эйрис. Твоя кость, хоть и медленно, но продолжает срастаться. В
противном случае применять стазис было бы бесполезно. То же самое и у
людей внутри Стены. Нагноение продолжается, но они не чувствуют зуда. Как
ты не чувствуешь боли в ноге, так и они не чешутся. Это не значит, что у
тебя нет ноги, а у людей - болезни.
В комнате снова повисло молчание. А в голове Эйрис так и вертелся
вопрос, не заданный Граксом: "Зачем мне обманывать тебя?" Она взглянула на
Криджин, на Илабора, на Тея. Похоже, они думали о том же.
Эйрис повернулась к Дахару. Он смотрел на нее с удивлением. Встретив
ее взгляд, черные глаза жреца сузились и стали серьезными.

В доме джелийских горожан, в запертой комнате сидел очень худой, уже
немолодой человек, опустив голову на руки. Он прислушивался к стуку в
дверь. Рядом стояло семь чаш, наполненных водой, и большая миска холодного
жаркого. В углу стоял таз, служивший ночным горшком; запах поглощался
насыпанной на дно известью
Стук продолжался. Человек поднял голову. Его лицо и руки покрывали
красные пятна. Он начал отчаянно чесаться, пытался сдерживаться, но
остановиться не мог Лицо и шея были расцарапаны уже до крови.
Внезапно стук оборвался. Горожанин перевел дыхание и посмотрел на
дверь, но замок не открылся. Никто не вошел.

- Я не понимаю, почему не действует ни один антибиотик. Не понимаю, -
повторил Дахар.
Эйрис промолчала. На нее снизошло сонное блаженство, ей не хотелось
ни говорить, ни думать. Они лежали в темной комнате Дахара. Он во весь
рост вытянулся на спине, а Эйрис свернулась возле него клубочком и лениво
рисовала большим пальцем круги у него на груди. В каком-то уголке ее
памяти вяло шевельнулось воспоминание о Келоваре, о его груди, покрытой
жесткими вьющимися волосами. Эйрис поморщилась. Она не вспомнила бы о
Келоваре, если бы не подозревала, что Дахар тоже о нем не забыл.
- Должно быть, потому, что бактерия такая маленькая, - сказал Дахар.
- Слишком маленькая, чтобы ее увидеть. Если антибиотики смертельны для
любого вида бактерий...
- Мы этого не знаем, - перебила Эйрис.
Подумав, он согласился:
- Да. Не знаем. Но Гракс говорит, что это единственная известная
гедам бактерия, на которую не действует ни один антибиотик. И единственная
настолько маленькая, что ее не видно в увеличитель. Интересно, почему?
- Может, она и не бактерия вовсе, - сказала Эйрис просто так, чтобы
поддержать разговор. Но эта мысль вдруг захватила ее. Она прекратила
чертить круги на груди Дахара. - Почему мы так уверены, что это бактерия?
- А что же еще?
- Не знаю. Но шесть десятициклов назад мы слыхом не слыхивали о
бактериях. Почему бы не быть и чему-то другому, о чем мы тоже не знаем?
- Но Гракс-то должен знать... Однако он ничего не говорит.
Минуту Эйрис лежала молча. Потом заговорила, осторожно подбирая
слова, боясь, как бы по неосторожности опять не вызвать отчуждения.
- Гракс сказал, что гедам никогда не попадались бактерии, которые не
гибли бы от гедийских антибиотиков. А вдруг этой болезнью болеют только
люди?
Он задумался. Она нащупала его руку, и его рука тотчас ответила ей
крепким пожатием. В груди Эйрис что-то болезненно всколыхнулось. Так вот
оно что! Когда их тела соприкасались, она всегда чувствовала какую-то
скованность, исходившую от Дахара. Он вел себя совсем не так, как в минуты
пьянящего наслаждения, которое доставляла им любовь. Он желал ее, ласкал,
но она никогда не спрашивала, о чем он думает в эти минуты. Она не хотела
этого знать.
Но стоило им заговорить о науке гедов, и сдержанность, сомнения,
замешательство исчезали. Они давно привыкли к странным чужим словам. С
удовольствием предавались игре ума, и зачастую она заканчивалась любовной
игрой. Дахар внутренне раскрепощался, его губы сжимали ее сосок со
страстью, вызванной, как подозревала Эйрис, не только желанием. Она
боялась спрашивать об этом - ведь именно такие разговоры напоминали
бывшему легионеру о проститутках.
Они не говорили о сексе. Эйрис вспомнила слова Джехан: "Болтаешь о
том, чего не понимаешь", - и, лежа рядом с Дахаром, сжала кулаки.
- Ладно, пусть не бактерии, - вслух размышлял Дахар, - пусть что-то
другое. Но все-таки почему их не видно в увеличитель?
- Должно быть, они слишком малы.
- Мы различаем части клеток, даже самые мелкие. Значит, эти еще
меньше? Как же они живут?
- Не знаю, - призналась Эйрис. - Но Гракс сказал, что геды носят свои
костюмы не только из-за воздуха, а еще и для того, чтобы защититься от
неизвестных микроорганизмов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128