.. Эйрис
пыталась рассуждать спокойно. С первых дней геды говорили, что хотят
понять, как работает человеческий мозг. В конечном счете они этого не
поняли, как она не до конца понимает, что движет загадочным джелийским
сознанием. Не разгадала Дахара. Даже Келовара, делизийца, чьи мысли все
больше ускользали от нее, пока она жила с ним.
- Люди Эр-Фроу, - пророкотал голос из скрытого в кустах врофового
выступа. - Вы должны прекратить насилие. Найдено лекарство от чесотки -
это солнечный свет Кома. Все люди излечатся. Организм людей не
приспособился к свету Эр-Фроу. Через несколько часов ворота города будут
открыты, и все выйдут на солнце. Вы должны прекратить насилие, поджоги и
убийства.
Отдаленный шум не стихал.
- Люди Эр-Фроу...
Эйрис всматривалась в кусты, пытаясь разглядеть незаметный отсюда
выступ.
Солнечный свет. Ключ, который всегда под рукой. Биология людей не
приспособлена к свету Эр-Фроу. Микроорганизм появился откуда-то извне, где
другой свет, появился вместе с гедами. Так она и сказала Дахару. Но сейчас
Эйрис смотрела на Эр-Фроу, словно в первый раз после пробуждения от
стазиса, когда рядом с ней находился Келовар. Его подбородок был в щетине,
ничуть не отросшей с тех пор, как они встретились в лагере за Стеной.
Впервые увидев серые тучи Эр-Фроу, оранжевый сумрак вместо Темного дня,
она ощутила слепой животный страх: они поменяли солнце! Она словно наяву
слышала спокойно рокочущий голос, произносящий темные, непонятные слова:
"День изменен в соответствии с потребностями человеческого организма.
Шестнадцать часов света, потом восемь часов темноты". Тогда она еще не
могла этого понять.
Микроорганизм не переносит естественного света Кома потому, что
появился откуда-то извне, из другого, неизвестного мира где-то среди
звезд. Но люди в Эр-Фроу легко свыклись с шестнадцатичасовым днем и
восьмичасовой ночью. Они приспособились к нему с той же легкостью, с какой
кембури приспосабливается к Первоутру. Кембури не открывается в Темный
день, не пытается пробудиться к жизни среди холода и тьмы... "День изменен
в соответствии с потребностями человеческого организма. Шестнадцать часов
света, потом восемь часов темноты". Значит, и этот микроорганизм
приспособлен к другим условиям. А биологические потребности человека...
Мысли Эйрис путались.
Осторожно, стремясь не спугнуть, не расплескать мысли - словно
расплавленное стекло, Эйрис попыталась оценить свои рассуждения как бы со
стороны. Этого не может быть. И тем не менее рассуждения плавно перетекали
одно в другое в строгом соответствии с тем, как этому учили геды. Раньше
она не была на это способна. Эйрис глубоко вздохнула. В воздухе пахло
дымом разрушения, капли дождя, который вовсе не был дождем, смешались с
крупными жирными хлопьями сажи. А Эйрис продолжала рассуждать. Геды хотят,
чтобы Дахар полетел с ними на корабле. Дахар, она, Тей, Криджин, Илабор,
Лахаб - все первые ученики. Но даже им не под силу открыть что-нибудь
неизвестное гедийской науке. Неужели геды и раньше не знали, что
микроорганизм не выдержит солнечного света Кома? Должны были знать. Они
знали все о строении человека и о естественном свете... Они все это знали,
еще не начав изучать людей.
Перед глазами Эйрис вдруг все завертелось, и ей пришлось закрыть
глаза. Геды хотят, чтобы Дахар и остальные поплыли вместе с ними в
звездной лодке к другим мирам. Какой им от этого прок? Они сами все знают,
все умеют. Разве что... Люди мыслят иначе, они должны мыслить так же, как
другие люди, те, что живут в других мирах, где бы ни находились эти миры.
Где-то там должны жить другие люди. Они населяют мир, где шестнадцать
часов света сменяются восемью часами ночи. Где-то должны жить люди. Под
другими, более добрыми небесами... в которых сияет, давая свет, другое
солнце. Выходит, свет Кома чужд людям, к нему не приспособлена биология
людей. И джелийцы, и делизийцы - чужие на Коме. Под чужим светом...
Ей никак не удавалось ухватить, удержать, развить эту мысль, она была
слишком сложна для нее. Эйрис устала, способность рассуждать покинула ее,
растворившись в вопросах и сомнениях.
Тут как раз раздвинулись кусты и вернулась СуСу. Прядь волос осталась
при ней.
- Ушли, - выдохнула она. - Жрец и горожанин ушли с гедом внутрь
Стены.

59
На экранах периметра полыхал огонь.
Искусственная морось постепенно уняла бушующее пламя, и теперь лишь
кое-где мерцали затухающие очаги. В поле зрения мониторов появлялись и
исчезали почерневшие и окровавленные люди. Обожженные трупы валялись на
бурой траве.
Из-за угла здания показался джелийский горожанин, остановился над
двумя убитыми, лежащими лицом вниз. Осторожно, готовый к немедленному
бегству, он вытащил нож и ногой перевернул одно из тел. На него уставился
мертвый глаз делизийского солдата. Второй был выбит. Джелиец долго смотрел
на труп, потом с теми же предосторожностями перевернул другое тело.
Сестра-легионер еще дышала. Из живота торчала рукоять солдатского ножа.
Она взглянула в лицо горожанина, на купол, почерневший от копоти. Ее губы
беззвучно шевельнулись. Из темной щели рта рвались немые стоны.
Горожанин опустился на колени, выдернул нож из живота раненой, плюнул
на него и, подождав, пока она осознает свою участь, перерезал ей горло.
Один из наблюдавших эту сцену гедов заскулил, как ребенок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128