..
- Анька, Анечка моя! Ты же - цены себе не знаешь, ты - сокровище.
- Не говори так, а то у меня будет мания величия... - Слёзы её осушили его губы. - Как думаешь, она меня узнает?
- Кто?
- Маруся.
- Конечно. Как только прижмется покрепче. Вот так... Тебя же невозможно ни с кем спутать, ты - во всём своём... жирке...
- Опять за старое! - Аня рассмеялась. - Горбатого могила исправит!
Алексей возразил, не ослабевая объятий:
- До этого, надеюсь, ещё далеко.
- Еще бы, добился своего, теперь можно отыграться по полной программе!.. Нет, нет, Лёшенька, милый, пора! Боже, я и не представляла, что такое возможно...
Анна судорожно вздохнула, схватила вещи, быстро оделась. Алексей последовал её примеру, проверил заслонку в печи, собрал бумаги.
- Ну, присядем на дорожку, - предложила Анна, - так не хочется покидать дом!..
Художник пообещал ей, что они вернутся сюда. Обязательно. Всей семьёй!..
* * *
На обратном пути Алексей истомился от желания повернуться лицом к крепко обнимавшей его пояс Ане.
Она не замечала ни пронизывающего ветра, ни воды из-под колес, залившей ноги по колени. Анной то ли видение овладело, то ли дрема: перед глазами возникла воображаемая встреча с Марусей...
Вот они с Алексеем, взявшись за руки, бегут по таможенному коридору.
- Там - моя дочь! - как пароль, бросает она мимоходом рядовому чиновнику, загородившему проход.
Не говоря ни слова, таможенник отступает...
Вот они вошли в комнату, где громко ругаются Марья Павловна с какой-то дамой (по виду напоминающей колхозницу, которая научилась управлять государством посредством луженой глотки). Кроме них там оказывается человек двадцать детей с рюкзаками, и ещё две таможенницы.
- У меня абсолютно точные сведения! - орет колхозница. - Машенька сирота! У неё никого нет, поэтому пансионат взял на себя заботу о ребёнке!
- А вы у неё самой спросили? - Луканенкову не так-то легко перекричать!
Посреди этого базара стоят дети, с интересом и испугом наблюдая, в чью пользу закончится словесная баталия. При последних криках Марьи Павловны, они слегка расступаются, образуя неровный полукруг возле маленького худенького цыплёнка с тремя хвостами на голове. Это не просто цыпленок, это - её Маруся с фотографии! Сейчас она насуплено глядит на руководительницу группы.
- Меня-то как раз и забыли спросить! - непримиримо заявляет она. Вырвали из стен родного интерната, искололи всю... - Маша демонстрирует присутствующим огромный лиловый узел на голубой ниточке вены в сгибе локтя, - А у меня, между прочим, есть Катька, Петька, Пашка и Юрка!..
Тут Машка вдруг замечает разбойничью рожу опекуна, от которого дети стараются держаться подальше, бьет в ладошки:
- И дядя Лёша!..
Она прыгает к нему на руки, колотит от радости пятками по бокам. Алексей почему-то сильно бледнеет, но улыбается, хотя это требует от него явных усилий... После чего он аккуратно возвращает Марусю на пол...
Потом родное дитя, прожившее большую часть жизни в интернате, переводит взгляд на светловолосую Анну, которая видит себя в мечтах олицетворением Прекрасной Мамы для всех сирот. От волнения девочка запускает указательный палец в ноздрю, смущенно пожимает плечами и, лукаво улыбнувшись, быстро сует руку в карман зелёных брючек, где тщательно вытирает палец о несуществующий платок.
- А это... кто?.. - с неясными воспоминаниями, завертевшимися где-то далеко-далеко, и тайной надеждой, что это окажется правдой, спрашивает она у Атамана Алексея, не сводя взгляда с Анны.
- Вот, видите! - снова вопит директор пансионата. - Она её не знает!..
Тут уж Анна выступает вперёд.
Она делает фигуры из трёх пальцев на обеих руках, крутит ими перед носом крикливого педагога, замечая молчаливое одобрение всех детей, присутствующих в комнате. Потом поворачивается к Марусе, вцепившейся в руку Алексея.
Анна запевает дочке давнюю-давнюю незамысловатую песенку, сопровождавшую подготовку ко сну:
- Младшенькой Машке наденем рубашку...
Девочка сначала открыла рот просто так, впившись глазами в Анну и слушая голос.
Сидя на железном коне Трегубова, Анна физически ощущает, как её насквозь просверливают с недоверчивой надеждой зрачки Маши. И вот - Маня, как зачарованная, начала шепотом повторять слова, напевая их вслед за Анной всё громче и громче:
- Подушка вздыхает, её обнимает: "Маруся-Маняша - сокровище наше!.."
Про сокровище они дружно поют дуэтом...
- Откуда ты знаешь песню про меня? - спрашивает на очередном вдохе девочка и выдыхает: - Мне её Катька пела!
- А ты как думаешь? - тихо-тихо спрашивает её Анна, поправив: - только не "Катька", а Катя...
Она ощупывает дочь глазами, потом осмелилась - протянула к ней руку, дотронулась до одного хвостика, другого, третьего...
Маша настороженно терпит, даже разрешила поправить волосы...
И вот - Аня низко-низко наклонила голову, прислонилась лицом к детской макушке, вдохнула... зажмурилась... не желая упускать родной запах, задержала дыхание.
Девочка тряхнула головой от щекотности, задрала кверху нос, снова вглядывается в Анну сквозь исказившие "картинку" слёзы. Утирает их... Наконец, торжественно объявляет дрожащими губами:
- Она пахнет, как моя мама, и немножечко духами! А вы врали, что она умерла! - Машка показала язык управляющей детьми и, "встала в позу", явно кому-то подражая. - Вам должно быть стыдно за сделанную ошибку!.. (В этом месте видения Анна едва сдерживается, чтобы счастливо не рассмеяться).
- Вам нужны ещё какие-нибудь доказательства? - это уже интересуется капитан Луканенкова.
Дама-колхозница верещит:
- Подумаешь, доказательство - обнюхали друг друга! В документах черным по белому сказано.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101