.. Даст Бог, не придётся...
Алексей благодарно низко склонил голову, когда она его перекрестила, потом в неожиданном для самого порыве припал к руке матушки Варвары. Заслышав, что по коридору гулко приближаются знакомые шаги, быстро вытер непрошеные слёзы и с улыбкой встретил зарёванную Анну:
- Слышишь, раба Божия, а ведь Катерина твоя вполне может быть подружкой невесты.
Мать Варвара посмотрела на него с укоризненной улыбкой, но подтвердила:
- И отпеваем, и крестим, и венчаем! Все основные события жизни бренного тела у нас - как на ладони. Не горюйте, Анна! Позаботимся о Екатерине. Вон, раб Божий Юрий - он уже точно не пропадёт! У нас целый день ребятня бегает: то экскурсии, то местные. А вы главное - себя сберегите.
- Нет, - покачала Анна головой. - Главное нас ждёт теперь в Рязани! Спасибо вам, матушка!
- Бога благодарите! Всё в его власти. Только Он ведает, что творит!..
Распрощавшись с благословившей их настоятельницей и пообещав, что завтра обязательно зайдут проведать детей, Анна с Алексеем вышли на монастырское подворье. Трегубов с Юркой уже давно торчали у приоткрытых ворот.
Они так же втихую вывезли машину на шоссе...
И вдруг, пока скульптор показывал Юрке, как запереть ворота изнутри, Анна увидела, что из ворот дома отдыха вырулила знакомая BMV и помчалась по направлению к Рязани.
- Лёш, Лёшка, смотри! - указала она на удаляющийся автомобиль Пышки, но он и без того уже всё понял:
- Прыгай в машину, быстро! Сашке - ни звука!
Они бросили удивленного Трегубова на дороге, крикнув, что едут купаться, и, пока Юрка с таинственной миной объяснял, что, наверное, мама с дядей Лёшей наконец-то перестали ссориться на каждом шагу, - вышеозначенных мамы с дядей Лёшей и след простыл...
Часть вторая
"То, что производит жалкое впечатление... Замызганный экипаж, который в летний полдень еле тянет тощий бык."
Сэй-Сёнагон "Записки у изголовья"
8.
"То, что внушает опасения... Щедрый на посулы человек, когда он, делая вид, что готов услужить вам, берется за какое-нибудь очень важное поручение."
Сэй-Сёнагон "Записки у изголовья"
Марья Павловна злилась на себя, на бедную Маринку, на целый мир и на неизвестно откуда взявшуюся "ниву", загородившую ей обзор шоссе. Сколько она не сигналила фарами, треклятый советский джип дорогу не уступал. Приходилось держаться у него на хвосте, чтобы при первом удобном случае пойти на обгон.
Тётя Люся мчалась, как оголтелая, сама толком не соображая, куда летит. То, что она так прокололась с "отдыхающей" беспокоило её сильнее всего. Она не могла понять, с какой целью к ней была приставлена эта баба с ребенком (а то, что это была явная подстава, она не сомневалась: иначе зачем бы той было плести в первый вечер о своей несчастной женской доле?).
Когда Пышка не понимала, что ей следует делать, - она немедленно впадала в панику. Она была исполнительна, инициативна (в рамках порученных ей обязанностей), но ей всегда требовалась жесткая начальственная рука, некий "голос свыше". Без руководящих указаний она терялась. В детстве таким "голосом" была для неё классная руководительница московской школы, в которой училась активистка-общественница Людочка Сорокина; когда ей исполнилось пятнадцать руководить ею стал великовозрастный десятиклассник Весков (ему было то ли девятнадцать, а может уже и к двадцати: издержки обязательного наличия аттестата "половой зрелости"). Он научил её всему, что так долго потом кормило в жизни и дало фигуристой комсомолке массу ценных знакомств среди городских партийных властей. С учебой, правда, не клеилось... Но к чему ей была нужна эта головная боль?! Она и без дипломов имела всё, что могли пожелать её куцые невидимые мозговые полушария (в отличие от вполне зримых, которые всегда можно было пощупать).
Потом, руководители перевели её на новый ответственный участок работы: обслуживать отдыхающих (иногда - высокопоставленных отдыхающих) и по мере необходимости собирать на них компромат.
Когда она в силу неумолимости возраста перестала отвечать половым потребностям нуждающихся ответственных руководителей, её сделали экономкой, наблюдающей за порядком в подпольном доме "культурного отдыха", по совместительству - студии полудетских полуюношеских порнофильмов. На месте вполне ещё крепкой избы, потерявшей престарелых хозяев, недалеко от ставшего теперь родным пансионата бывшей москвичке за счет спонсоров был выстроен тот самый дворец, которого она теперь лишилась.
Мышиное сердечко, которое, может, и трепетало когда-то от любви к насильнику Вескову (вот бы кто быстро справился с упрямой Арбузовской девкой), с тех пор лишь изредка встряхивали пароксизмы страха, когда её зачем-нибудь вызывали "на ковёр".
Начальство, хоть и поменяло ориентиры, хоть и подросло, взбираясь на ходулях по должностным ступенькам, но неизменно играло для неё свою руководящую и направляющую роль. По отношению к ней шефы пока что всегда были милостивы: за Пышкой не числилось особых провинностей.
Но она прекрасно знала, как они умели карать! Зачем и куда она, дура, едет?! Чего хорошего может ждать от руководства?..
Вспоминая недовольный тенор, выспрашивающий её по телефону, что она успела сказать ментам, Пышка обмерла: ведь она - связующее звено между "очагом культуры" и шефом - деятелем этой самой культуры. Пока очаг приносил ему дивиденды и пока о нём никто из местных не знал, она была в фаворе. Но, как только искорёженную, хотя вполне опознаваемую аппаратуру вместе с четырьмя трупами и их оружием вывернуло наизнанку, сама Пышка стала угрозой безопасности шефа - выпускника операторского факультета ВГИКа, высокопрофессионального фотографа, обладающего потрясающими связями, благодаря чему пока что ему всё сходило с рук.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101