Перевела взгляд на Бурханкина...
- Наплевать! Надоело бояться! - И запустила пальцы в седой "ёжик" Петра: - Предлагаю героический эксперимент! Давай, Белый, рыжими станем, как доктор!
- А такими же мудрыми станем?..
- А слабо - дуэтом прогуляться?..
- А пошли! - тут же согласился Пётр. - Точно не боишься?..
Она вдруг поёжилась, прямо в одеяле подошла к окну.
- Нет, всё-таки, кто же там так кричал? - собрала горку снега на подоконнике, утрамбовала в комок...
Евдокия Михайловна закрыла форточку, смахнув с подоконника остатки влаги, спокойно заметила:
- Никто не кричал, тебе показалося. Иди, девонька, проветрися. Видишь, метель утихает - можно, значит.
Василиса перекинула снежок из ладошки в ладошку, одеяло с неё упало.
- А давай, Белый, мы ещё кого-нибудь слепим...
Пётр поддержал её, приобняв за острые плечи.
- А потом - песенку споём!.. А расскажешь о крёстной?..
- А это, как будешь себя вести! - невинно освободилась Василиса от руки Петра, быстро запихнула ему за шиворот снежок и прихлопнула, сразу отбежав на безопасное расстояние. - Тётя Дуся, вы не знаете, где моя куртка?
- Возьми мою, - ревниво глядя на певунью, великодушно разрешил Георгий.
- Подождите!.. - глаза Франца были устремлены на кресло, с которого она только что встала. - Идите сюда. Оба! - приказал он Петру и Василисе.
Ничего не понимая, оба подчинились.
- Смотрите! - Франц указывал на шнур серебряного плетения, которым было отделано самодельное кресло - перевёрнутый деревянный осьминог.
Василиса провела рукой по лбу, обвязанному обрывком такого же шнура.
Игорь Максимильянович спросил Петра:
- Что за дерево, можете определить?.. Случайно, не орех?
Гитарист пробежался пальцами по осьминожьим ногам-подлокотникам, как по грифу, пожал плечами, недоумённо поднял к Францу голову:
- Кажется, да, ну и что?
Бурханкин уже был рядом.
- Мог бы и меня, это... спросить, я бы, это... сразу бы сказал, что орех, - заметил он обиженно, - и стучать бы не стал...
- Нет, простучать надо, - возразил Франц. - Пётр, займитесь этим. Смелее, - подогнал он, - не взорвётся.
Через пару минут из-под обивки широкого сиденья на свет были извлечёны свёрнутые трубочкой бумаги.
Василиса с трепетом коснулась рулона. Развернула завещание.
Как таинственны и прекрасны эти увядшие листки, опалённые временем. Полуистлевшие буквы на них - зародыш, попавший в землю и не взошедший... Они достойны оды!.. Или - возрождения...
Завещание сопровождалось письмом.
"Лёленька, мы незнакомы..." - прочла она вслух первые слова.
Над буквой "Ё" тут же поплыло рыжее облачко - точки размыла капля.
Василиса молча сглотнула ком в горле и дальше читала про себя.
Сквозь время, сквозь белый лист в сизую линейку, из раздвоенного пера сочилась кровавая вязь дедовского почерка. Певунья узнавала, что на синие чернила у бывшего артиста денег не было. Остатки красных учительских он выменивал в школе - за рябчиков.
Часто писал другу, дарил ему воспоминания, наблюдения, мысли... Тот отвечал редко, но подробно, всё рассказывал Ивану Павловичу о семье. Дважды навестил его в добровольном изгнании. В первый раз - тайно поселил в старом флигеле семью врачей. Потом, когда беда их миновала, долго не писал.
Много позже друг привёз трагическую весть: жена Ивана Павловича не перенесла гибели их сына, Артемия... Артюши. Обоих не стало... А вскоре сам навеки покинул мир.
Череда потерь подкосила бывшего артиста. Напоследок он решил посетить места своей молодости. Остановился у дочери друга - у Дианы Яковлевны. И тут... Тут Иван Павлович узнал, что ветвь родового древа не обломилась.
Ольга Артемьевна родилась через полгода после трагической гибели своего отца.
"Ты меня не знаешь, но время пройдёт и всё расставит по своим местам."
Василиса прижала руку к груди. Встала, молча поклонилась Бурханкину, Францу, Евдокии Михайловне.
"От чего пронзительно щемит сердце... Когда видишь три жёлтых листика на новорожденном клёне", - подумал Франц.
*** Сказочник Франц
Вечером в усадьбе фермера - просто зимний земной рай!
Но сахарный двор, залитый лимонным соком фонаря у ворот, снежные мотыльки, мельтешившие под ним, тропинка к крыльцу, расцарапанная лыжнёй, всё гостеприимно и встревожено торопило: "Скорее в дом!.. Здесь жутковато... На семьдесят пять вёрст вокруг - ни одного храма!"
А ведь, судя по полузаметённым следам, кто-то не побоялся тут гулять в одиночку.
Да и Франц - ничего: выгрузил из саней вещи, определил Василису с Петром на постой, отправил Бурханкина проводить Евдокию Михайловну и долго прохаживался с Фомкой во дворе, собирая мысли в кулак.
Вскоре к ним присоединился доктор Рубин.
- Ну, что, Игорёша, развлёкся? Что опять думаешь?..
- Да вот, Марк Анатольевич, всё пытаюсь понять, куда же он делся. Видите, даже сюда добрался. Вон его следы - вокруг дома. Лазейку, видно, искал. Неужели уж так сильно ему Василиса мешала?.. Ведь он, когда понял, что она не в кровати, а в баньке спит, - пытался её в дом перетащить. Да, видимо, приход Бурханкина помешал.
- Пётр верно сказал: его Циклоп проинструктировал, - высказал догадку Рубин.
- Да. Он же, когда я приехал, сидел, в основном, в котельной. А этот в машину и - сюда. Закончить... Знаете, у него в редакции пожар случился. Сдаётся мне, это не простое замыкание проводки... Кому-то он насолил. Рукописи-то деда где были им найдены?.. Не зря же они попали в архивы нашей "охранки", что-то в них было...
- Игорёша, пойдём, изобразишь теперь девушке подлинно радушного хозяина, хотя бы для разнообразия, - позвал доктор Рубин Франца в дом: - А то, знаешь, она столько за два дня перетерпела! Ещё, как говорит мой внук, "крыша съедет".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78