.. И больше не таскай меня по своим Дианам!.. - Разгорячился, развозмущался, разорался...
Забыл даже, что не кинул в коробку деревянную прищепку, обрывок серебряного шнура, грецкий орех, перо от чернильной авторучки...
Где же ваша хвалёная выдержка, Игорь Максимильянович? Где ваше воспитание, ваше любопытство, ваше чутьё, в конце концов?.. И так и не подняли с пола листочек в сизую линейку!
Но, он вспомнил. Кряхтя и кривясь, встал на четвереньки, невзирая на вывих лодыжки. Когда поднимал листик, его ждала награда: Франц выудил из-под буфета замечательную тетрадь Дианы Яковлевны. Наверное, обронила, ухаживая за его ногой. А он нашёл, нашёл ведь: по запаху - уже знакомому, стойкому, манящему аромату её духов.
Ухмыльнулся довольный, пролистал, натолкнулся на одну из последних фраз: "Обмотан опытом - как мумия повязками..."
Теперь он постоянно перечитывал строчки, не предназначенные для чужих глаз... Ругал себя, на чём свет стоит, но ничего не мог поделать.
В эти моменты Франц был похож на диковинную птицу. Взбудораженные интригующим ароматом тетради, трепетали крылья ноздрей. Жилистые руки сами собой тянулись к "Запискам на рассвете". Длинные пальцы произвольно перелистывали страницы, будто гадали. Выпуклые глаза искали там ответы на вопросы, стоявшие перед ним всю его бесконечную, до самых краёв наполненную одиночеством жизнь.
А Бурханкин тогда надолго обиделся. Он решил наказать товарища по охоте: сразу же привёз Францу-инвалиду из больницы доктора Рубина, - нога ведь пострадала. И потом навещал всего раза по три в неделю. Выкладывал из рюкзачка продукты, брал Фомку на выгул: убегал от распиравшего его желания поговорить с Францем.
В общем - так намучился, что к зиме помирились.
Как раз у Франца нога прошла. Правда, ныла иногда, оповещая о непогоде.
Игорь Максимильянович даже тросточку завёл (впрочем, больше - для вида), но зато старинную, с резным набалдашником, красивую такую: Бурханкин приволок её из "того самого дома". И охотничий сезон прошёл мимо Франца.
Глава восьмая
Сказка про Волка
Студёный январь вдруг нежданно порадовал ослаблением холодов.
О нынешнем приезде гостей в Большой Дом на воскресные дни Франц уже знал. Бурханкин вчера наконец-то примчался к нему на лыжах, прервал его занятие домашним хозяйством и взахлёб описывал свои впечатления.
В пятницу завхоз Тарас Григорьевич не суетился, хотя с утра нужно было переделать чертову уйму дел: разгрузить завезённый уголь для мини-котельной, полностью протопить дом, расчистить от снега подъездную аллею. А Тарас Григорьевич берёг здоровье!
Поэтому, выдернув из уха длинный волос, он воткнул наушники плеера, вальяжно раскинулся в кресле, закинул ноги крест-накрест на низкий подоконник и уставился через тёмные очки в ясное морозное утро.
Никто не нарушал его уединения - ни беспокойный егерь, ни степенная повариха, нанятая хозяином Большого дома из ресторана "Охотный" на несколько дней.
Солнце дотянулось лучом до левой ноздри, игриво защекотало, Тарас Григорьевич чихнул, один наушник выпал.
- ...Теперь дуить, - оказывается монотонно выговаривал в это время голос поварихи, изрядно поднадоевший завхозу ещё за четверг.
- Дуся, я не виноват. Что я могу один? Это же не дом, а барак! - уныло забубнил он.
- Интересно, где вы, Тарас Григорич, видели такие бараки?! возмутилась Евдокия Михайловна. - Это же не дом - терем!
Чем строже становился её взгляд, тем Тарас Григорьевич становился веселее (может, представил вместо неё - наэлектризованную девицу из наушника?).
- Ну ладно, поглядим, что можно сделать, - смилостивился завхоз.
Евдокия Михайловна терпеливо настраивала его на работу, смягчая укоризну округлостью речи:
- Сколько, вы сказали, их приедить?
- Четверо. Или пятеро, - уклончиво ответил завхоз. - Не помню точно. Во всяком случае, Виталий Олегович распорядился, чтобы все комнаты...
- Хозяйскую спальню я подготовила. Нижние гостевые - убрала. Мне осталося печь на кухне протопить - стряпать пора. Дымоход в порядке, я проверяла... Она и залу как раз получше обогреить, а заодно в спальни тепло пойдёть. А то с вашими новомодными отоплениями, вон - пар изо рта.
Тарас Григорьевич деловито распорядился:
- Да! Дров я принесу. Займись печкой.
- Спасибо и на этом. - Евдокия Михайловна на миг задумалась: - Раньше бы их во флигеле разместили... Сани бы надо на всякий случай. На машине не проедуть... Ладно, Егора спрошу. Он всё одно обещал днём быть, поглядеть, как тут что.
- Зачем это? - ревниво обернулся завхоз, будто покушались на его должность.
- А кто мне поможет продукты привезти?..
Тарас Григорьевич сразу успокоился:
- Ну не я же опять?.. На мне и так вся котельная!
- Да-да, - согласилась Евдокия Михайловна, - главное - еда и тепло. Ну ладно, так пошла я...
Бурханкин в пять часов дня встретил гостей на автобусной станции райцентра. Привёз их туда сам хозяин Большого Дома и, когда музыкальную аппаратуру перетащили из его багажника в сани, снова сел за руль, сказав, что будет позже: у него есть ещё какие-то дела.
До Большого Дома ехали шумно, с песнями, прибаутками. Что ж, с городскими случается: в первозданную зиму попадают редко. И Орлик справился играючи, словно не поклажу тащил, а на зелёном лугу резвился. Двое музыкантов, расшалившись, спихнули третьего в отменно скрипучий снег - так сани чуть не уехали без пассажира. Бурханкин с трудом удержал коня, когда потерю втаскивали обратно.
Вобщем, молодежь веселилась вовсю.
Собственно, не такая уж и молодежь: старшему - Петру - было около сорока. Чуть меньше - Георгию. По-настоящему молод был третий - Васька.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78