Иногда ему нравилась его профессия — когда в конце концов кусочки мозаики — пазлов — попадали на свои места и складывалась логичная и цельная картина. На этот же раз, казалось, слепой от ярости игрок еще в самом начале так составил пазлы, что получилась лишь бурая поверхность, навсегда похоронившая под собой истину.
Умеют ли обезьяны складывать пазлы?
Как-то раз он прочел в популярной книге по статистике: если за пишущую машинку посадить бессмертного шимпанзе и заставить его печатать целую вечность, то когда-нибудь обязательно появится Новый Завет, без единой ошибки и без единой пропущенной запятой. И наоборот — то, что огромный самец гориллы нанес в испуге удар, вполне возможно… Кто это рассказывает? А, Зенф…
— Как утверждают одноклассники, он был помешан на животных, а с людьми не ладил, держался особняком… Ему было четырнадцать, возможно, он нарочно придумал такой дикий способ уйти из жизни… — Толстяк печально покачал головой.
— Вероятно, это не преступление. — Лейдиг вздохнул. — Но все ужасно грустно. Суицид ли это или гибельная романтика… я о том, что его тянуло к зверю… красивая зимняя ночь, звезды, мироздание… — Тут он покраснел.
— Класс не уедет из Гейдельберга ни сегодня, ни завтра, — решительно заявил Тойер. — Я хочу побеседовать со всеми у нас в Центре; для утешения вызовите пару психологов. Комнату парня на турбазе нужно осмотреть, может, чего и нароем. — Он чувствовал: просто не может быть все так легко и просто… Лишнее «просто»…
Они уже второй день разбирались в показаниях школьников, от истерических до псевдокрутых. При этом им постоянно сообщали, что разгневанные родители звонят из Эккернфёрде, что уже поступают жалобы в высшие инстанции: дети испуганы, их нужно успокоить, а не допрашивать. И ведь верно, в сущности! И что хватит постоянно говорить про Киль. Их группа прибыла из Эккернфёрде, следующей бухты к северу от Килерфёрде; надо почаще заглядывать в атлас, или у них там, в центре страны, его нет?
Тойер выбросил свой при переезде, и ему пришлось воспользоваться школьным атласом Бабетты. Город находился почти на датской границе, во всяком случае, так это выглядело на мелкомасштабной карте Германии. Нашел он и Эре, остров, где в прошлом году Ильдирим и Бабетта пережили страшную ночь.
Сыщик не был суеверным, но его все же смутило, что север во второй раз стал предметом его профессиональной активности.
Изнурительной активности, ведь они с Ильдирим больше не имели права работать вместе. От прокуратуры над следствием надзирал карьерист Момзен и ничего не желал слышать о криминальной версии.
— Разумеется, вы, господин Тойер, должны расследовать это дело, — гундосил он в телефон, — но потом закрыть его. В конце концов, ведь перед нами бесспорный несчастный случай.
— Именно это я и намерен выяснить.
— Да, прекрасно. Тогда жду от вас в скором времени отчета. До свидания.
От них уже многое ускользнуло: с турбазы уехали некоторые группы и отдельные постояльцы, прежде чем их успели опросить. На яростный звонок Тойера управляющая возразила, что ей требовалось освободить место для новых приезжих.
Сыщикам пришлось помучиться, обмениваясь корреспонденцией с разными зарубежными учреждениями или — что хуже — объясняясь по телефону на подзабытом школьном английском.
Двое французов алжирского происхождения, как выяснилось, уже имели судимость за сбыт наркотиков и — ага! — на самом деле были поставщиками тех американских парней. А те, в свою очередь, оказались набожными христианами и попросили для себя строгого наказания. Деньги на ремонт забора выделил преподобный Шаффер из Техаса, возмущенный поведением своего отпрыска, Дейва Шаффера III.
Но в остальном французы и американцы находились вне рамок расследования, поскольку первые в ту злосчастную ночь надолго застряли в борделе, а заокеанские оболтусы были в Мангейме в православном храме — на Рождественской всенощной. Парень, лазивший в обезьянник, Джеймс Гагарин, хотел познакомить приятелей со своими фамильными корнями; нет, к счастью, он не состоял в родстве с космонавтом, ведь тот был коммунистом.
Трудней всего проходили поиски итальянского туриста, поскольку доктор Дзерби, которого гейдельбергская полиция обычно использовала в качестве переводчика, только что прошел сквозь кровавую бракоразводную драму и крайне неохотно согласился помочь. В итоге итальянские коллеги что-то недопоняли и арестовали бедного господина Бенедетто в два часа ночи. Вскоре поступило новое сообщение: он отпущен, так как его алиби подтвердил сосед по номеру, норвежец. Тот объявился быстро и констатировал, что Бенедетто ужасно храпел, и поэтому он может дать гарантию, что итальянец всю ночь никуда не отлучался. Его собственное алиби? Он болен атрофией мышц и потому не мог никуда таскать никаких мальчишек, и вообще, из-за своего недуга он не планирует долго жить, так что, если у полиции появятся новые вопросы к нему, пускай они не мешкают.
На турбазе находился и второй школьный класс из Германии. Потенциальные убийцы оказались третьеклассниками, и это вывело их из круга подозреваемых — для всех, кроме Хафнера.
(«Моральные критерии утрачены. Сегодня даже у первоклашек нравственность эсэсовцев». — «Но ведь законы гравитации еще действуют. Третьеклассник просто не сможет поднять четырнадцатилетнего парня». — «Много собак — зайцу погибель, Зенф!»)
Бельгийский священник, которого Тойер в своем кошмарном сне уличил в этом преступлении и восьми дюжинах других, оказался уж точно невиновным, поскольку, как выяснилось, страдает куриной слепотой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63